Эшли Дьюал - Смертельно безмолвна

— Пусть идет. Не трогай ее. Она напугана.

— Ладно. — Не своим голосом обещаю я, откатываясь назад. — Как скажешь.

— Ей страшно… — еще раз повторяет он, неестественно резко разминая плечи, а потом поправляет оправу очков неуклюжим движением, и я оцепенело наблюдаю за братом, а он продолжает переминаться с ноги на ногу и повторять, — ей просто страшно, она испугана.

Теперь и мне не по себе. Я в очередной раз киваю, но Хэйдан не прекращает бурчать себе под нос нечто тихое и неразборчивое. У меня желудок скручивается в тугой узел.

В конце концов, я подхожу к Хэрри и неуверенно похлопываю его по плечу, на что в его глазах проносится искреннее недоумение и странная благодарность, будто я вызволил его из транса, из клетки. Брат сглатывает, кивая мне, а я спрашиваю:

— Ты как? Пойдем?

— Да-да, идем. Да.

Мы сходим с места, но я непроизвольно гляжу себе за спину и изучаю красно-синие огни, мерцающие на крышах полицейских машин, я наивно надеюсь увидеть рыжее пятно, увидеть ее макушку. Но я ничего не вижу.

Ари здесь нет.

Когда мы приезжаем к Монфор, солнце лениво заползает за горизонт. Тети Ариадны ждут нас на кухне, Норин как всегда приготовила нечто вкусное, и я довольно улыбаюсь.

— Что? — Интересуется она, когда я придвигаю к себе мясной рулет. Женщина стоит в толстом свитере, что кажется полной чепухой, а еще на ней грязный фартук. Никогда бы я не сказал, что передо мной стоит ведьма, по праздникам борющаяся с Дьяволом.

— Я давно не ел нормальную еду. Долорес готовит паршиво.

— Ты не зовешь ее мамой, — подмечает Мэри-Линетт, нарезая яблоки себе в миску. Не знаю, кажется ли мне, но, по-моему, на яблоках у нее какой-то пунктик. — Почему?

— Потому что она не моя мама.

— И ее это не обижает?

— Нет.

Хэрри хмыкает, что не ускользает ни от моего взгляда, ни от взгляда сестер Монфор, но никто больше к этой теме не возвращается, собственно и я ничего больше рассказывать не собираюсь. Не думаю, что вышла бы душевная беседа.

— Итак, Ариадна в Астерии, — прожевывая, отрезает Норин и выпрямляет спину. — Ты и подумать не мог, что вы встретитесь так скоро, верно?

— Никто об этом не знал.

— Неужели она выполнила все поручения Люцифера? — Недоумевает Мэри-Линетт.

— Какие поручения?

— А ты думал, Дьявол просто так переманил Ариадну на свою сторону? Она явно ему для чего-то была нужна. Возможно, загвоздка в ее даре.

— И все же, — встревает старшая Монфор, отпивая горячий напиток, — Мэтт, ты точно понимаешь, с чем тебе придется столкнуться? Может, стоит поговорить об этом.

— О чем?

— Об Ари.

Откладываю вилку и протяжно выдыхаю, так как уже ужасно устал от нравоучений.

— Мы уже все сто раз обсуждали.

— Да, но теперь Ариадна здесь, и, возможно, ты не до конца осознаешь, с чем имеешь дело.

Я просто хочу, чтобы ты помнил — Ари больше нет. Пока что нет. Она убила вашего директора, и она продолжит убивать тех, кто причинил ей когда-то боль.

— Ари не могла сделать этого. Я имею в виду, она не могла убить Барнетта.

— Могла.

— Вы говорите так, будто вам абсолютно наплевать на нее.

— Я отдам жизнь за Ари! — Вспыляет Норин Монфор. — И хочу вернуть ее не меньше твоего, мальчик, но ты наивен. То, с чем нам предстоит столкнуться не просто Ари, это ее темная сторона. И она способна на все. Запомни это и будь готов к тому, что эта сторона захочет тебя убить.

— Посмотрим. — Я вновь возвращаюсь к еде и дергаю уголками губ. Мне почему-то не терпится опровергнуть слова этой женщины. Я верю, что как только я увижу Ари вживую, я смогу поговорить с ней, смогу достучаться до нее. Она всегда была невероятно упрямой, но между нами была связь. Может быть, и сейчас эта связь спасет нам жизнь.

На следующее утро в школе творится что-то жуткое. Ученики бегают по коридорам, вопят с блестящими глазами о смерти Барнетта и наслаждаются новыми сплетнями, что на мой вкус — отвратно. Я терпеть не могу тех, кто постоянно болтает о вещах, их отнюдь не касающихся, но жители Астерии вечно славились слишком длинными языками. Уроки так и не начинаются, расписание снимают с информационной доски. Всех зазывают в зал, где учителя собираются сказать прощальную речь о прекрасном человеке — нашем директоре.

Признаться, меня раздражает, что нас насильно заставляют идти на собрание. Да, все это больше походит на дешевый спектакль; подростки, рвущиеся на первые ряды, хотят не помянуть человека, а узнать подробней о том, сколько крови размазалось по деревянному покрытию, и как глубоко ему воткнули нож в глотку. Дикость.

Мы с Хэрри садимся почти в самом конце. Он выглядит уставшим, постоянно робко очки поправляет и на руки свои пялится, словно пытается там увидеть что-то особенное. Я слышал, как он опять кричал среди ночи, правда, когда я подорвался, он уже успокоился и принялся спать дальше. О себе я не могу сказать того же. Уснуть мне больше не удалось, я застыл с открытыми глазами и думал о том, что ему приснилось.

Наверно, опять Ариадна горела заживо.

От мыслей о том, как огонь овивает ее кожу, ее рыжие волосы меня передергивает.

— Привет, — шепчет Бетани, садясь рядом.

— Привет, — взмахиваю рукой и вновь впяливаю взгляд вперед, на сцену, где толпятся учителя у микрофона. Пусть еще подерутся за то, кто скажет сопливую речь первым.

— Как вы?

— Порядок. А ты?

— Да. Все нормально. — Она поправляет черные волосы и вдруг усмехается.

— Что?

— Джил. Посмотри. — Девушка кивает в сторону Джиллианны, притаившейся где-то в углу актового зала, и растягивает губы в горькой улыбке. — Она от тебя глаз не отводит.

— Замечательно, — сухо выдыхаю я и тут же виновато встряхиваю головой. — То есть я хотел сказать, что это паршиво. Я с ней не разговаривал почти неделю.

— Может, стоит? Иначе она съест тебя взглядом. А вроде такая паинька.

— Паиньки не могут есть взглядом?

— Упаси Боже, — усмехается Бетани, — это же грех, Мэтт!

Я почему-то тоже улыбаюсь и шепчу:

— Это точно. Слушай, что насчет преступления? Есть фотографии, зацепки?

— Давай поговорим после собрания. Это, ну… — Бетани горбится и поджимает губы. Я недоуменно хмурюсь. — Лучше все наедине обсудить. Не здесь.

— Да, конечно.

Девушка кивает, а я слышу, как кто-то неуклюже тарабанит пальцами по микрофону, проверяя звук, и оборачиваюсь. Это заместитель директора — худощавая и фитильная дура, которая постоянно сидела в приемной и разговаривала с кем-то из родных по телефону.

— Здравствуйте! — Смущенно говорит она, сжав перед собой руки. — Я очень рада, что у нас есть возможность собраться вместе и почтить память замечательного человека.

Я закатываю глаза и сжимаю пальцами переносицу. Она сказала всего фразу, а я уже сгораю от желания убраться отсюда как можно дальше.