Эшли Дьюал - Смертельно безмолвна

— Если она уд-дивит-тельная д-девушка, она с-сама выкараб-бкается.

Я и так сказала слишком много, и так попыталась выслушать и даже постояла рядом. Я поворачиваюсь к гостям спиной и несусь вверх по лестнице. Люди вдруг сговорились и решили, что их боль важнее боли других. С какой стати?

Да. Черт возьми. Да. Я — эгоист. Испорченная и гнила. Одинокая.

Да.

Считаю ступеньки и прохожусь руками по пылающему лицу. Мне уже плохо. Уже в груди взвывает вина и сожаление. А что если…

Нет, пусть сами справляются со своими проблемами. Почти всегда, когда ты ведешь обычный образ жизни , катастрофические неприятности не сваливаются на твою голову. И я могу сделать вывод, что, раз уж эта девушка попала в такую ужасную ситуацию — она сама напросилась! Тогда с какой стати мне ей помогать?

Врываюсь к себе в комнату и иду к кровати. Сажусь на край. Складываю на коленях руки и впяливаю взгляд куда-то вперед, непроизвольно прокручивая слова парня, взгляды женщины.

Они проделали такой путь, чтобы подавить на жалость. Они жалкие. Им внутри так больно, что я ощущаю колючие нити даже на втором этаже. Нити будто прорастают из пола, тянутся ко мне кривыми пальцами. Резко отворачиваюсь.

Нет, Дел, нет. Не стоит вновь надеяться, что здесь все иначе. Не стоит верить, что на свете есть еще люди, достойные исцеления! Люди придумали семь смертных грехов еще в начале своего существования, но даже сейчас не изменили названий, не зачеркнули их, не добавили новых. Как было, так и осталось. Порок и желание — взаимосвязанные тропы, по которым проходит каждый человек. Каждый. И эта девушка. Она просто свернула не туда.

Но это не моя проблема.

Неожиданно я слышу, как кто-то тихо стучит пальцами по двери. Дверь скрипит, она открывается, позволяя тусклому свету пробраться в мою серую камеру, и на пороге вдруг оказывается тот молодой парень, что должен стоять внизу.

Сипло выдохнув, отворачиваюсь.

— Я пройду?

Не отвечаю. Он все равно пройдет.

Я искоса наблюдаю за тем, как он с интересом оглядывает мою комнату, стеллажи с книгами, как проходится пальцами по пыльным корешкам. Парень неуклюже чешет шею, а потом переводит взгляд на меня. Я тут же вновь отворачиваюсь.

— Ты много читаешь. Я тоже раньше много читал, но потом…

— Мне н-не интересно.

— …потом началась эта заваруха с ведьмами, знаешь ли, — продолжает он, несмотря на мое замечание и сплетает на груди руки, — трудно спасать свой зад и читать Ремарка.

Смотрю на парня и недоуменно повожу плечами.

— Я должна уд-д-дивиться?

— Что у тебя с речью?

— То же, что у тебя с г-г-головой, — защищаясь, рычу я, — п-проблем-мы.

— Наверно, это паршиво…, — незнакомец по-хозяйски плюхается рядом, а я смотрю на него огромными глазами и чертовски удивляюсь, откуда столько наглости.

Молчу. Не хочу говорить. Пытаюсь понять, что его сломало, но натыкаюсь на нечто абсолютно незнакомое. Внутри этого человека поразительная пустота, пусть сердце ровно бьется, а в глазах горит огонек. Я бы решила, что он мертвый, если бы не видела его перед собой.

Это сбивает с толку. Озадаченно морщу лоб, а он брови вскидывает.

— Что? — Глядит на меня растерянно. — Что ты увидела?

— Н-ничег-го.

— Ты врешь.

— Я н-не могу т-тебя починить, — внезапно выпаливаю я, сама удивившись, что в этом призналась. Рассеянно отстраняюсь и покачиваю головой. Черт. Люди близко, эмоции мне не подвластны. То вспыхивают, то погасают, как молнии на небе.

— Я слышал о твоих способностях, — задумчиво протягивает он, вдруг улыбнувшись, будто я могу состряпать пони из кучевых облаков. Что его так радует? Ненормальный. Не хочу здесь находиться, но понимаю, что оказалась в ловушке. Взгляд этого парня кажется мне удивительно интересным. Я чувствую, как внутри у него переворачиваются органы, и как вспыхивают вены.

Но я не могу найти выход и решение. Впервые я понятия не имею, как помочь. — Наверно круто исцелять людей, всегда быть в состоянии помочь близким.

— Нет.

— Почему?

— Это б-больно.

— Помогать?

Я просто отворачиваюсь и поджимаю губы. Откровения — не по моей части.

— Знаешь, смотреть на то, как близкие люди страдают, терять их — не приятнее. — Его вдруг пробирает холод, я чувствую, как мурашки пробегают стаей по спине, и все-таки на него смотрю из-под опушенных ресниц. Он уже отвернулся, он глядит на свои сплетенные пальцы и мнет их, словно волнуется. — Та девушка, о которой мы говорили внизу, Ари…

— Т-твоя подруг-га.

— Да, она спасла мне жизнь, — уголки его губ дрогают, парень улыбается, а внутри тут же внутренности превращаются в кровавое месиво, взвывают, лопаются. Он смеется. И он ужасно страдает. Сильнее стискивает пальцы, сильнее растягивает губы. — Она в беде, но я в этом виноват, к огромному сожалению. Собственно, мы, наверно, ролями поменялись. Я раньше был жертвой, ну, знаешь, все эти весельчаки в фильмах…, - он смотрит на меня, но я не отвечаю.

Впрочем, и не нужно. — Ариадна спасала нас с братом, мы вроде бы как ей и помогали, но, по сути, лишь крутились рядом. Поддерживали. Теперь я должен ей помочь.

— П-помог-ги. — Отрезаю я. — Давай. С-сам.

— Черт возьми, Дельфия, если бы я мог сам, сидел бы я здесь?

— История гр-рустная и…

— Я не за жалостью пришел.

— Тогд-да зачем?

— Возможно…, знаешь, ничего ведь просто так не происходит, верно? Твой дар также тебе достался не случайно. Ты должна помогать. Вот и все.

Я гневно свожу брови и поднимаюсь с кровати. Смотрю на парня.

— Вот и в-в-все , — эхом повторяю я и наполняюсь ядовитой желчью, — уходи.

— Хотя бы попытайся, пожалуйста, ведь…

— Не хоч-чу.

— Попробуй, — он вскакивает с крови и взмахивает руками, — тебе ведь несложно, ты с этим каждый день сталкиваешься! Что стоит, Дельфия, что тебе стоит…

— Это больно! — Взрываюсь я и испепеляю парня ненавистным взглядом, — все в-ваши проблемы вал-лятся на м-мои плечи. И почему? Потому ч-что я д-должна? Пот-тому ч-что вы приход-дите и строите г-глазки? Идите к черт-ту.

— Дельфия, я не имею права, но…

— Не имеешь.

— Всем больно, — горячо заявляет парень, разведя в стороны руки, — все страдают.

— Нет.

— Думаешь, я не знаю, что такое боль? Ты думаешь, я не…

— Вы говор-рите, что вы понимает-те. Но что вы мож-жете понимать? Я тоже думала, что разб-бираюсь в любви, п-пока не полюбила, не п-пропустила через себя сотни чувств и эмоц-ций, и б-боль могла описат-ть, могла н-найти слова, пока не ощут-тила ее в полной мере и не понял-ла, что слов д-для ее описания не с-существует. — Выдыхаю, резко плечи опускаю, пытаясь выкинуть из головы ощущения этого парня, потушить костер, и устало прикрываю глаза. Столько лет живу с чужими эмоциями, но до сих пор не научилась себя контролировать. Наверно, это невозможно. Людские чувства, как болезнь, вирус, который передается по воздуху мгновенно. — Ты н-ничего не знаеш-шь о боли. — Вновь только уже тише проговариваю я и нерешительно гляжу на парня.