Химера-читатель - Память героя

В этот момент Тео подошёл к заветной двери и положил руку на ручку, чтобы открыть её. Как же он надеялся, что девушка, находящаяся там, сможет развеять все его сомнения, убедив, что он всё неправильно понял и что всё у них будет хорошо. И слизеринец, решившись, толкнул заветную дверь…

Сначала Нотту показалось, что он попал в центр стихийного бедствия — шум воды, завывания ветра, скрежет веток по стеклу, — всё это вызывало кошмарное впечатление. Однако уже через мгновенье он понял, что ошибся: буря словно бушевала за стеклянными стенами комнаты, грозя их разрушить, однако же ей не доставало на это сил. Подивившись столь странному пожеланию для интерьера, слизеринец направился к сидящей в кресле в пол-оборота к нему девушке.

Гермиона даже не пошевелилась при его появлении, и только побелевшие пальцы, впившиеся в подлокотники, показывали то, что внутри у неё бушует такая же стихия, как и снаружи. Тео уже собрался что-то сказать, дабы разрядить накалившуюся атмосферу, когда прозвучал тихий надломленный голос:

— Он жив?

Два слова, а слизеринца словно кислотой окатили одновременно и снаружи, и внутри. Всё, что он представлял и ожидал, рухнуло, разбившись об эти два слова. Два слова, но их оказалось более чем достаточно, чтобы убедиться, что сказанное Крамом правда и ему не на что рассчитывать.

— О ком именно ты спрашиваешь? — не сдержался от иронии слизеринец; он понимал, что действует глупо, но ничего не мог с собой поделать. — Чье именно благополучие тебя интересует: Крама или Поттера?

Гриффиндорка повернула голову и посмотрела на аристократа. От этого взгляда парню сразу же перехотелось иронизировать.

— С твоим Поттером всё в порядке. Его и остальных лордов задержал Руфус Скримджер для выяснения всех обстоятельств.

— Тогда им нужно помочь, — девушка вскочила с кресла и, не обращая внимания на лицо ошеломлённого парня, направилась к выходу. — Глава Аврората может по неведенью нанести непоправимый вред.

— Нет! — Тео схватил девушку за руку, понимая, что, как только она выйдет из комнаты, он потеряет её навсегда. — Нет, ты никуда не пойдёшь.

— Но мне нужно… — неожиданно слабым голосом проговорила гриффиндорка, в то время как парень притянул её за кисть к себе и обнял за талию.

— Остаться здесь, — прошептал слизеринец, склоняясь к девушке и нежно целуя краешек её губ. — Остаться.

— Остаться… — едва слышно выдохнула Гермиона, прежде чем Тео поцеловал её по-настоящему.

Остатками затуманенного разума юноша понимал, что происходящее неправильно, что гриффиндорка не должна себя вести подобным образом. Эта мысль несколько отрезвила Нотта, однако упускать свой шанс побыть с любимой девушкой слизеринец не собирался. Вот только всё должно было произойти так, чтобы его потом нельзя было упрекнуть в отсутствии нежности и заботы. Опасаясь, что из-за возникшей паузы его избранница всё же начнёт сопротивляться, Тео тем не менее прервал поцелуй и, нежно поглаживая порозовевшие губы девушки, начал менять интерьер комнаты.

Первым делом была изменена погода. Нет, дождь не исчез, но он из жуткой, разбушевавшейся стихии превратился в тихий, едва воспринимаемый шум. Далее Тео изменил саму комнату, превратив её в точную копию своей спальни в родовом поместье. Парень не знал, почему ему захотелось воссоздать именно свою комнату, а не что-то более романтичное или помпезное, но знал — так будет правильно. Единственное, что захотелось изменить слизеринцу, это освещение. И снова комната подстроилась под его мысли. Исчезли все канделябры, а под потолком появилось несколько плавно передвигающихся свечей.

Гермиона, губы и подбородок которой слизеринец по-прежнему нежно поглаживал кончиками пальцев, едва слышно выдохнула. Побоявшись, что сейчас она начнёт возражать и сопротивляться, Тео приник губами к манящим устам девушки, пытаясь таким образом предотвратить все возможные протесты. Одновременно с этим юноша аккуратно, почти невесомо снимал с гриффиндорки мантию, стараясь не разрушить момента резким или неловким движением.

Когда мантия упала на пол, а юноша отстранился, чтобы посмотреть в слегка затуманенные глаза своей любимой, у слизеринца снова промелькнула мысль, что всё не так должно было произойти и не такой реакции он ожидал от старосты. Но Тео прогнал столь несвоевременные мысли и сосредоточился на одежде девушки. От увиденного парню захотелось застонать. Школьная форма с обязательными рубашкой, галстуком и жилеткой казалась парню непреодолимой преградой. Однако, к счастью, в этом году он узнал парочку весьма занятных заклятий, которые в данной ситуации ему весьма пригодились бы.

— Тео… — в этот момент гриффиндорка заговорила, упёршись при этом руками в плечи слизеринцу в едва заметной попытке отстраниться.

— Всё хорошо, Герм, всё хорошо, — Нотт не собирался уступать и стал покрывать лицо девушки лёгкими поцелуями. Одновременно с этим аристократ стал ненавязчиво увлекать девушку к постели. — Идём со мной, моя прекрасная львица, и всё будет хорошо.

Уже идя по коридору за Руфусом Скримджером, профессор Снейп ощутил волну раздражения, поднимающуюся из глубины души. Он прекрасно помнил, что самые отвратительные камеры для допросов находились именно здесь. Они были зачарованы специально для самых несговорчивых и опасных преступников. Это было пустое сырое помещение, в котором стены и пол покрывались острыми шипами, если задержанный пытался сесть или опереться на что-либо. Маг был вынужден стоять, ожидая прихода аврора, не имея никакой возможности отдохнуть или расслабиться. Только аврор, пришедший для допроса, мог наколдовать стол и стулья. Однако — преподаватель знал это не понаслышке — часто и само дознание задержанный вынужден был переносить стоя. Это делалось специально, чтобы вымотать преступников. Конечно, в отношении самых ярых упивающихся такие методы были хоть как-то оправданны, но использование такого приёма к юному магу никак иначе как зверством назвать было нельзя. Эти факты заставляли Снейпа медленно закипать, однако он старался сдерживать себя, пока не оказался у нужной двери.

Зельедел, конечно же, знал, что в камере для допросов, в которой сейчас находится Гарри Поттер, он увидит нелицеприятную картину. Однако такого даже он, переживший арест после Первой магической войны, никак не ожидал. Его ученик, пятнадцатилетний подросток, стоял посреди холодной, сырой камеры, не имея возможности ни сесть, ни на что-то опереться, и ждал, когда его начнут допрашивать. Но хуже всего было то, что, невзирая на температуру в камере, на гриффиндорце не было никакой одежды кроме какой-то серой тряпицы, которую тот обернул вокруг бёдер.