Максим Сиряченко - Чумные

Один из моряков поднял зажженный факел, давая сигнал кораблю. «Гордый» зажег на палубе десятки поминальных огней, которые должны были гореть весь день и ночь. В это время Ванесса думала над тем, что услышала от Филиппа. Нил думал о том же, и еще о том, как тяжело ей переживать смерть отца. Филипп думал о том, как тяжело Ванессе остаться полной сиротой. И о том, что его лучший друг ушел в иной мир.

Когда отзвучали выстрелы, настало время каждого бросить по горсти земли на гроб. Мужчина с распухшим лицом все стоял рядом, ожидая, когда же все закончится.

Ванесса первой бросила горсть земли. Она еще минуту стояла и смотрела вниз, в могилу, не обращая внимания ни на что. К ней по очереди подошли и бросили горсть земли Филипп, Эрик и Нил. Все трое вернулись в полукольцо собравшихся, и только Ванесса развернулась и ушла, пряча глаза, опустив голову к земле. Филипп услышал тихий всхлип, когда она проходила мимо. Он сомневался, что еще кто-то услышал. Ее провожало множество сочувствующих глаз, кто-то смущенно отворачивался, не желая усугублять чужое горе своим взглядом.

Нил сначала тоже смотрел вслед Ванессе, и дольше, чем все остальные, потом направился следом за ней. Не прошел он и десятка шагов, как его за плечо схватил появившийся из ниоткуда Филипп.

— Нил.

— Филипп?

— Ей нужен покой. И забота.

— Я знаю, сэр.

— Ты не сделаешь ей ничего, о чем бы потом пожалел. Потому что все, что ты с ней сделаешь, я сделаю с тобой.

— Не сделаю, сэр. — Кивнул Нил, не моргнув глазом.

— Солт назначил меня ее опекуном. Но сейчас я не могу быть рядом с ней, у меня еще остались незавершенные дела, не терпящие отлагательств. А ты ее друг.

— Я присмотрю за ней, сэр.

— Хорошо. Я вижу… верю, что на тебя можно положиться. Иди.

Нил пошел. Почти бежал следом за Ванессой, которая еще не успела скрыться между домами. А Филипп еще смотрел им вслед, пока обе фигуры, девушки и парня, не скрылись за углом. Затем сам покинул собравшихся у могилы Солта. То, чего он так боялся, случилось. Горевать о прошлом бесполезно…

«…это невыносимо… Невыносимо. Я предполагал, что это случится, знал, что рано или поздно он умрет, не важно, от болезни или от старости. Знал, что этот миг настанет, и вот он пришел. Как я еще от этого не умер? Эта боль хуже кола в груди. Даже смерть предпочтительней… Но меня она настигнет в последнюю очередь. И раз уж такова действительность, раз уж таков мой крест, мне нужно…»

…нужно позаботиться о ближайшем будущем Ванессы. И о своем тоже.

Филипп шел к фрегату, туда, где остались его листы пергамента и чернила. Все его мысли были только о Ванессе.

Ночью Солт проснулся. Попросил его присмотреть за Ванессой. Та огорчилась и злилась, но огорчилась больше из-за того, что Солт себя хоронит, и из-за того, что просит стать ее опекуном незнакомца, чужака. Он вспомнил ее слова, вспомнил ее мысли, которые чувствовал и потому знал. Вспомнил, что она теперь сама должна решить.

Теперь самое время думать над словами отца.

«Она возненавидит меня». — Подумал Филипп так ясно, как будто уже видел свое будущее. Так же четко он вспомнил и про угрозу в лице Церкви, вспомнил Церковный бунт во дворце, но эта угроза показалась ему смутной и далекой.

«Она возненавидит меня. — Думал он. — Но не за то, что я дал ее отцу умереть.

Она возненавидит меня за то, что я чужак и увидел ее горе, увидел ее слабость и готов принять ее с улицы, став ее опекуном.

Она возненавидит меня, потому что я проявлю к ней милость и доброту, сострадание и все отцовские чувства. Дам ей защиту, без которой она погибнет. Ведь по-другому я не могу поступить.

Дея, Богиня, что мне делать??»

Скоро моряки начали расходиться. Через час, когда у могилы не осталось никого из друзей и родных Солта, священник Мартин сказал гробовщику, что можно закапывать, и пошел прочь от могилы. Он шел в храм, чтобы там помолиться за покойника. Гробовщик с распухшей рожей плюнул вслед священнику, встал рядом с могилой и принялся забрасывать гроб землей.

Все то время, что могильщик провел на похоронах, он держал правую руку в кармане и постоянно теребил там что-то, довольно ухмыляясь. Вот и теперь, после двух полных лопат земли, брошенных вниз, он сунул руку в карман. На его распухшем лице вновь появилась улыбка. В кармане лежала монета, золотой талер, который гробовщик подобрал на пристани в густой толпе. У него как раз кончились деньги, было нечем платить за водку в местном кабаке, а тут такой подарок! Без сомнений, боги были милостивы к нему в тот день.

Но теперь вместо монеты пальцы могильщика схватили пустоту. Внутри у него сердце рухнуло куда-то вниз, и тут же со дна поднялась злость. Ну, где эта монета? Где этот чертов золотой талер!? Не напиться в такой день…

Гробовщик не успел подумать, какой сегодня день. Впрочем, сам Мартин, способный во сне перечислить все святые праздники, не смог бы сказать ничего, кроме «вторник». Пропажа нашлась быстро и совершенно не там, где этого хотелось бы хозяину злотого талера. Наверное, все же выпала монета из той дырки в кармане. А как иначе она могла оказаться в могильной земле?

Гробовщик воткнул лопату в кучу свежей земли, крякнул и спрыгнул в могилу на изголовье гроба. Деревянные доски громко треснули под ним. Вопреки всему, выдержали. От встряски кучка земли присыпала монету, скрыв ее от глаз гробовщика. Но талер все еще был где-то в земле, в кучке на другом конце гроба, там, где находились ноги покойника, и его нужно было достать. Бесплатно и святым не наливают. Гробовщик сделал решительный шаг вперед. Тут же раздался треск на порядок громче предыдущего. Звук разламывающихся досок.

— Ах ты, черт! — Вскричал гробовщик, чувствуя, как его нога проваливается в гроб. Ботинком он почувствовал мягкое тело того, кого должен был хоронить. Поняв, что произошло, гробовщик рванулся, выдернул ногу из гроба, сгреб рукой кучку земли, в которой поблескивало ребро монеты. Он вылез из могилы так же быстро, как спрыгнул туда, проявив прыть, поразительную для престарелого пьяницы.

Выбравшись, гробовщик с распухшим лицом, еще более красным от напряжения, раскрыл ладонь. Там среди земли блестела золотая монетка с профилем короля на одной стороне и гербом правящей династии на другой. Несколько секунд он любовался монетой, потом положил в другой карман, проверив, что в нем нет дыр.

Тут что-то больно кольнуло гробовщика в голень.

— Аэх, сучьи блохи! — Выругался он и встряхнул штанину на той ноге, в которую его укусила блоха. Потом почесал укушенное место, выругался еще раз и продолжил закапывать гроб. Ничего, он закопает этого чертового покойника, а потом пойдет в кабак и напьется вдрызг. Благо, у него есть, на что пить. И даже это маленькое приключение, страшное до мурашек на заднице, не могло испортить этот прекрасный вечер. Как и укус какой-то блохи, хоть блох на Зеленом берегу отродясь не было.