Максим Сиряченко - Чумные

Догадка появилась внезапно. От нее в груди похолодело.

«Какого черта тут темно? Когда я читала письмо Филиппа, свечи горели. Почему они погасли?»

А сколько я спала?

Вторая мысль точно сняла гору с ее плеч. Ну конечно. Она всего-то спала слишком долго, свечи догорели и потухли. Стыдно не додуматься до этого сразу…

Она встала с кровати, все еще ощущая, как тьма давит на нее. Однако страх уже был ей подконтролен и не руководил ею, тень кошмара уже была достаточно далеко. В темноте Ванесса на ощупь нашла трутницу, рукой нащупала свечи… Которые не догорели. Что-то их погасило. Сквозняка в каюте нет, что тогда? Может, Эрик заходил, увидел, как дочь его бывшего капитана спит, и погасил свечи?

Только от трутницы вспыхнула последняя свеча, что-то мягко ткнулось ей в ногу. Раздалось мяуканье. Девушка опустила взгляд вниз и увидела черного зеленоглазого кота. Невероятно ей знакомого.

— Привет, котик. — Она с легкой улыбкой взяла его на руки. На это раз удивление было приятным. — Как ты здесь оказался? Все-таки забрался на корабль раньше нас?

Кот мурлыкал, довольно свернувшись калачиком у нее на руках. На сердце у Ванессы как-то стало теплее и не так темно. С котом на руках она бесцельно прошлась вдоль комнаты, теперь она чувствовала, что по-настоящему успокаивается, вид безмятежно дремлющего зверя, близкого и ласкового, успокаивал. Все чувства, которые в ней вызвал кошмар, быстро исчезали. Исчез страх, подавленность, даже горе от недавней гибели Филиппа притупилось. Но одно чувство ее все же не покидало. Ванессе по-прежнему казалось, что в ее каюте кто-то есть. Кто-то, кого она не видит, но кто видит ее. Когда девушка вновь проходило мимо лестницы, ведущей к выходу из каюты, в голову ей пришла мысль: «Нужно подняться на палубу и найти Эрика. Рассказать ему об этом чувстве. Знаю, глупо, но… Так надо. Я не хочу это больше чувствовать, черт возьми!»

Она сделала первый шаг к ступенькам. Внезапно кот поднял голову, глядя поверх локтя девушки куда-то за ее спину круглыми от страха глазами. Затем яростно зашипел.

Тут раздался звук потухшего от ветра пламени, и в комнате мгновенно стало темно. Кот с мявом спрыгнул с ее рук и куда-то умчался. Ванесса коротко вздохнула и тут же крепко сжала губы. Параноидальное ощущение чего-то недоброго мгновенно переросло в настоящий ужас.

Кто-то задул свечи, значит, кто-то или что-то за ее спиной, в темноте. Это не паранойя. Нужно выходить из каюты. Сейчас день, все будет хорошо…

Тут из темноты со стороны свеч раздался голос, и этот звук парализовал Ванессу страхом.

— Не слишком темно?

Голос из темноты был приятным, бархатным, успокаивающим, каким мог говорить только оратор с многолетней практикой. И в то же время в нем слышался рокот далекой бури, которая не имела ничего общего со знакомыми ей земными штормами. В нем была слышна сила, голос из темноты был как огонь, который может испепелить ее при желании в одно мгновение, но который вместо этого согревал.

— Я не люблю свет, тем более от огня. Тени излишне подвижные, а свет неравномерный. У огонька слишком светло, вдали от него — темень. Огонь бросается в крайности, всегда и во всем, в нем нет постоянства, с ним нельзя уверенно разглядеть будущее, и это в нем мне не нравится. Но если хочешь, одну свечу я могу зажечь.

Ванесса медленно шла к двери, стараясь ступать бесшумно. Кто бы это ни был, он вошел без двери, был чем-то незнакомым и пугающим. Он был здесь, когда она спала, и это он задул свечи. От существа из темноты веяло всем тем, от чего девушка бежала, и потому Ванесса крадучись приближалась к ступенькам. В том, что это был не человек, у нее сомнений уже не оставалось.

— Не нужно убегать. Дверь заперта, с корабля не убежишь. Да и какой в этом смысл, если я хочу только поговорить?

Спиной вперед она ступила на первую ступеньку. И тут голос раздался за ее спиной, со стороны входа:

— Так мне зажечь свет или нет?

Девушка отпрянула, точно дикая кошка от бросившейся на нее змеи. Однако тот, кто скрывался в темноте, не собирался атаковать. Ванесса глядела в темноту со стороны ступеней, которая уже не была такой темной. Она видела два горящих глаза. Глаза были чуть больше человеческих, цвет их нельзя было разобрать, но они светились изнутри слабым молочно-белым светом, как будто его что-то приглушало. Ванесса вздрогнула, вспомнив, как в ее кошмаре точно такой же свет лился из глаз капитана со щитом на груди. Как будто внутри каждого глаза горело по фонарику, а гигантская радужка глаз существа была из мутного темного стекла. Или обсидиана.

Он долго смотрел ей в глаза. Ванесса думала, видит ли он ее или нет, через минуту привыкла к странным глазам и к тому, что ее застало врасплох совершенно чуждое и непонятное ей существо. И тут она почувствовала, как на смену испугу приходит интерес. Легкий азарт от встречи с чем-то необычным, желание прикоснуться к огню и тут же одернуть руку, провести рукой по тонкой корке наполовину застывшей лавы.

— Почему одну?

— Потому что больше я не зажгу и тебе не разрешу.

— Это моя комната. — Смелее настояла она. — И мой подсвечник.

— Но ты ведь не хочешь, чтобы я ушел?

Вопрос застал ее врасплох. Она не знала.

В тот короткий миг, пока она думала над ответом, зажглась одинокая свеча. И эта единственная свеча горела с силой хорошего костра, озаряя добрую половину комнаты неровным светом. Перед девушкой стоял мужчина, в этом вопросе не оставляли сомнений очертания тела. Но тело это было целиком соткано из густых теней, которые не рассеивались при свете, черного тумана и дыма, на вид плотного, как камень. Глаза не утратили своего внутреннего света при свете свечи, они действительно были черными и как будто стеклянными. Бледные молочные тени-дымки падали на черный туман вокруг глаз и тонули в нем. Однако глаза теперь смотрели не на Ванессу, а на развернутый лист бумаги с четырьмя перегибами в его правой руке. Левой он держал конверт. Еще несколько минут девушка не решалась что-либо сказать. Первым заговорило существо из теней:

— Скажи, этот алхимик был хорошим человеком?

— Он не был человеком, но был наделен всем тем, что люди называют «человечностью». И он спасал меня от этих озверевших людей, которые пытались нас убить.

— Знаю. Я видел. — Бессмертный перевернул лист и еще раз пробежался глазами по бумаге. — Жаль, что он умер так рано. Он ведь мог прожить и еще сто, и тысячу лет. Хороший был человек, хоть и проклятый, мог бы принести столько пользы.

— Мне тоже его жаль. Но ты ведь пришел сюда не оплакивать его?

Глаза существа уставились на нее, не мигая. Девушке показалось, что в них мерцала искра раздражения, и она испытала робость. Но только на мгновение.