Джеймс Блэйлок - Бэламнийская трилогия

За площадью начиналась широкая улица, по которой двигались поредевшие толпы людей, в большинстве своем спешивших ко дворцу посмотреть на праздничный костер. Бегущий человек, понял Эскаргот, привлекает к себе внимание. Лучше не выделяться, лучше перейти на шаг и снова стать частью толпы, а не преследуемым, спасающимся бегством у всех на виду. В любом случае он страшно запыхался. Он мог вернуться на площадь окружным путем и снова раствориться в толпе – никто там понятия не имел, кто он такой; во всяком случае, никто, кроме гнома. Но было уже поздно, и у него пропала охота развлекаться дальше, посему в конце концов он решил разыскать торговца гироскопами, забрать свои сумки и отправиться на поиски крыльца, на котором можно будет провести остаток ночи.

По дороге Эскаргот дважды слышал за спиной торопливые шаги преследователей. В первый раз он метнулся в темный переулок, а пятью минутами позже спрятался за телегой. В обоих случаях по улице стремительно прошагал отряд гномов в форме. Во главе первого, возбужденно тараторя, вприпрыжку трусил мужчина, которого Эскаргот ударил. В середине второго в величественном молчании выступал дядюшка Хелстром, решительно постукивая посохом по мостовой.

По всей видимости, дела Эскаргота обстояли хуже, чем казалось на первый взгляд. Преступление, которое он совершил, вмешавшись в обряд жертвоприношения, определенно считалось более тяжким, чем можно было подумать; либо же гном действительно пользовался влиянием, чем и похвалялся две недели назад на лугу.» Мерзкие крысы «, – думал Эскаргот, тайком пробираясь к речным воротам. Он рассчитывал ненадолго задержаться в Городе-на-Побережье и вот, спустя неполных десять часов с момента прибытия сюда, уже вынужден спасаться бегством. Какой же он дурак, что продал лошадь! Но он и думать не думал, что захочет быстро покинуть город. Он мечтал о приятном пешем путешествии по побережью, а не о паническом бегстве от местных стражников.

Эскаргот плохо ориентировался – знал только, что идущая вдоль берега дорога ведет к речным воротам. Поэтому пока он шел глухими улочками и переулками, спускавшимися к океану или заливу, он двигался в более или менее верном направлении. Темнота и туман в кои-то веки стали его союзниками; и, подумав об этом, Эскаргот испытал известное облегчение при мысли, что слепая старуха больше не появится перед ним во мгле, что она сгорела дотла в погребальном костре.

Насколько он понимал, проблема состояла в том, что он безоговорочно поверил в возможность обрести свободу в движении к некоей цели – в возможность разорвать все связи с другими людьми, отправившись в странствие. Но здесь он определенно заблуждался. Эскарготу удалось оставить далеко позади Твомбли – по крайней мере большую часть оного, – но он всего лишь еще глубже завяз в темных делишках дядюшки Хелстрома.

Он мог бы надеяться на лучшее единственно в том случае, если бы сразу двинулся в противоположном направлении. Если бы он отправился из Твомбли вверх по реке, дядюшка Хелстром скоро превратился бы в смутное воспоминание и Эскарготу не пришлось бы убегать от погони по ночным улицам, словно преступнику. Значит, он уберется отсюда сейчас же: будет идти по прибрежной дороге ночами, а днем спать, пока неделю спустя не окажется во многих милях от Города-на-Побережье. Все казалось яснее ясного – все, кроме одной вещи: затравленного выражения, которое он увидел в глазах Леты, когда она бросилась в окутанный туманом переулок, убегая – от чего, от кого? Представлялось совершенно очевидным, что она превратилась в слепую старуху, но почему дядюшка Хелстром возглавил погоню за ней? Эта таинственная история вызывала слишком много вопросов, чтобы Эскаргот вполне успокоился.

Но он же не следователь, верно? У него нет ни малейшего желания разгадывать эту тайну. Дать тягу отсюда – вот самое разумное. Если он поглубже сунет нос в дела странного дядюшки Хелстрома, то, вполне вероятно, сам останется с носом. Лета ли, не Лета – ему самое время двинуться дальше. Да, он хотел бы вернуть свои шарики, тем более что они, похоже, действительно представляют большую ценность, как и утверждал лживый дядюшка Хелстром. Но они не стоят двух месяцев заключения в тюрьме гномов. И вполне возможно, все они давно расплавились в кипящем котле, превратившись в некий кровяной суп.

Засунув руки в карманы, Эскаргот прогулочным шагом вышел из кривого узкого переулка на Хай-стрит всего в квартале от прибрежной дороги. Он два часа бродил по лабиринтам городских улиц. Настала пора забрать вещи и сматываться; до рассвета осталось слишком мало, чтобы ложиться спать. Туман рассеялся, и с залива потянул легкий ветер; над морем взошла луна и сияла теперь среди россыпей звезд, словно опал меж алмазов. Повсюду спали люди – на скамейках и лужайках, на телегах и ступеньках крылец. На тротуарах по-прежнему во множестве лежали товары торговцев, но теперь накрытые скатертями, газетами и одеялами, призванными укрыть вещи от влаги и любопытного взгляда запоздалого прохожего. Изредка навстречу Эскарготу попадались люди, в основном подвыпившие, и он всякий раз отступал в густую тень, уступая дорогу, и ждал, когда шаги стихнут в отдалении, прежде чем снова выйти на середину улицы.

Впереди возвышалась северная стена с речными воротами. Перед ними на стуле ссутулившись сидел спящий стражник; шляпа свалилась у него с головы, секира стояла рядом, прислоненная к дощатому полотнищу ворот. Вокруг царила тишина. Эскаргот увидел торговца гироскопами, который лежал возле дорожного сундука со своими приборами, служившего защитой от морского ветра и лунного света. Рядом с ним лежали сумки Эскаргота. Будет несложно взять их и уйти.

Эскаргот на цыпочках пошел мимо спящего торговца, подхватил с земли сумки, а потом повернулся и полез за пазуху за мешочком с деньгами. И тут прямо перед собой он увидел злобно оскаленное лицо торговца гироскопами. В руке мужчина сжимал дубинку.

– Мои вещи… – начал Эскаргот, кивая на перекинутые через плечо сумки.

– Вот он! – крикнул какой-то человек, на четвереньках выползая из-под телеги, стоящей у самого тротуара. Эскаргот круто развернулся и увидел мужчину с синяком на скуле – мужчину, которого он ударил. На телеге сидели три гнома в форме, сбрасывая с плеч брезент, под которым они прятались в ожидании Эскаргота.

Эскаргот запрыгнул на сундук и с размаху ударил торговца. Переметные сумки захлестнулись вокруг мужчины, дубинка запуталась в ремнях, и он рванулся вперед в попытке столкнуть Эскаргота на землю. Гномы соскочили с телеги, громко крича, чтобы разбудить спящих, и побежали в обход, отрезая ему путь к бегству. Эскаргот дернул сумки – сначала в надежде вырвать дубинку из руки мужчины, а потом в надежде просто высвободить свои пожитки.