Александр Забусов - Кривич

«Купить метров пять белого полотна, написать на нем большими синими буквами «МЫ ЛЮБИМ ТЕБЯ ИГОРЬ ПЕТРОВИЧ!!!» и по-тихому повесить над входом в штаб. Что б на утреннем построении все полюбовались на чье-то художество. Произведение армейского зодчества естественно, немедленно бы сняли. А вот на следующее утро фразу изменить — «ПЕТРОВИЧ, МЫ ВСЕ РАВНО ЛЮБИМ ТЕБЯ», вряд ли дежурная служба додумается, что ночью кто-то повторит финт ушами. Для третьей ночи у Андрюхи тоже было заготовлено послание «ПЕТРОВИЧ, НУ ТЫ ПОНЯЛ ДА…!», авось не поймают».

Резко «ударив» по тормозам, высунулся в открытое окно «жигуленка», громко выдал: — Садись быстрее, опаздываем.

— Я кажется ногу подвернул.

— Ты б еще между ног у себя подвернул. Садись, давай.

Как ни торопились, на службу добрались только к команде:

— «По рабочим местам разойдись».

На плацу стоял Сергей Владимирович, Андрюхин начальник. Подполковник, человек в возрасте, до дембеля которому оставалось полшага. В подразделение к нему, Андрей попал год назад. Год назад, командир вызвал подполковника Семибратова к себе в кабинет и предложил взять в подчинение лейтенанта с училищной характеристикой которого, в тюрьму не примут. Тот подумал и взял. И вот уже целый год, ненавязчиво вдалбливал в его симпатичную, но безбашенную голову, «что такое хорошо, а что такое плохо». Получалось. Недавно, на одном из «мероприятий» командир даже высказался, что на данный момент, на Андрюху уже можно писать характеристику по которой в тюрьму уже примут без вопросов.

— Андрей, хорошо что пришел почти вовремя.

— Извините Сергей Владимирович, будильник не зазвонил. Опоздал на десять минут всего.

— Нет-нет, не опоздал, а задержался. Начальник не опаздывает, начальник может только задержаться, Андрей Владимирович.

— А…

— А так, как не опоздал, задержался, назначаешься сегодня начальником. Короче идешь в роту, берешь там троих солдат, спускаетесь в подвал и устраняете с ними неисправность.

— А что за неисправность.

— Да наши «доблестные» воины, решили в сортире засор пробить. Не придумали ничего лучше, как взять в руки лом. А трубы то пластиковые. Вот и потребовался руководитель.

— Так это мне что в говне ковыряться придется?

— Андрей, что за выражение? Не говно, а фекальные отложения.

— Вот ведь правду говорят умудренные опытом: «куда солдата не целуй, всюду жопа»! — следуя по указанному маршруту, воскликнул Андрей.

— Иногда, я тоже так думаю по твоему поводу, — улыбнулся подчиненному в спину Семибратов.

Андрей подсвечивая дорогу мощным фонарем пробирался по неосвещенному подвалу, следом сопела ремонтная бригада. Здание не видело ремонта лет двадцать, как раз с того времени когда было построено. Спотыкаясь и натыкаясь на несущие перегородки, идя на запах, за лучом фонаря, лицом коснулся невидимой паутины. Инстинктивно подался в сторону, не удержал выпавший из рук фонарь.

— Блин, темно как у негра…. Да подсветите кто-нибудь.

— Чего сказал сотник? Али приснилось чего?

Андрей пришел в себя после сна, озираясь в потемках. Действительность оказалась банальной. Он полулежал на одной из телег, выстроенных кольцом и привязанных друг к другу. Внутри кольца сидело двое русичей, в глубине поляны за обозом просматривались силуэты лошадей, слышалось пофыркивание, там ночевал конский табун. С наружной стороны повозок увидел выставленную, не спящую охрану.

— Ну что за бл…во, а так все хорошо начиналось. Иди в подвал. Убери говно. Тфу! Вот ведь приснится.

К нему подошел Радомир, считай один из соплеменников, выставленный в ночной дозор.

— Что сказал сотник Андрей?

— Я спрашиваю, все ли тихо?

— Да слава богам все спокойно. Ты бы поспал еще. Седни опять весь день в седле проведешь.

— Поспишь тут, как же. Не дай бог опять по подвалам шариться придется, — прошептал Андрей.

В дороге они четвертый день. Сама дорога, уходя, от деревни начиналась с узкой тропы, погружаясь в смешанный лес. Песчаная почва южных территорий Руси, и лес делала светлым, не было того бурелома каковой бывает в лесах Подмосковья и Ленинградской области, на пути не встретишь заболоченных торфяных полян. Слух ласкает щебет птиц. Хорошо!

К вечеру узкая дорога соединилась с дорогой раза в три шире прежней. Вот по ней на северо-восток и вел торговый караван, с приданным ему табуном новоявленный сотник. Вел в город Курск. Задачи, поставленные перед Андреем и его помощником Боривоем, имеющим опыт в торговых делах мужиком, лет тридцати пяти отроду, Монзырев определил. С купцами хотела поехать Галина, но Анатолий Николаевич запретил — по нынешним временам, не бабье дело. Требовалось наработать опыт общения с центром, как сказал он, посетить Курск, потом Чернигов, столицу Черниговского княжества. Наладить связи. Говоря языком двадцать первого века, если получится, попытаться открыть торговый центр в одном из городов.

Пять телег, нагруженных товарами «народного потребления» и пятьдесят голов лошадей, судя по их виду, совершенно беспородных, но шустрых и прожорливых, позволяли пройти в день километров тридцать пять. Отряд составлял десять человек.

Впереди, как и положено командиру, скакал Андрей на «лихом» коне, одетый по последней моде десятого века, правда, с элементами военной атрибутики двадцать первого. На брюки от армейского камуфляжа были натянуты сапоги-черевы с высокими халявами. На вышитую рубаху вместо стеганного подклада, по причине летней погоды, Андрей напялил армейскую же куртку, но так-как поверх нее теперь глухо позвякивала, мелким звеном железная «рубашка», по длине доходившая до средины бедра, то от камуфлированной куртки были видны только рукава, потому как рукава самой кольчужки, спускались только до локтей. На офицерский ремень, застегнутый поверх кольчуги, подвешен меч с рукоятью, обложенной рогом, закрепленным бронзой, он покоился в деревянных ножнах, обтянутых кожей. Слева висел нож, за спину под ремень Андрей всунул боевой славянский топор с небольшой оттянутой вниз бородкой лезвия. Экипировку витязя, дополнял круглый щит с медным умбоном, притороченный к седлу с висящим на нем островерхим шлемом с наносником. На груди поблескивала гривна, подчеркивающая высокий социальный статус воина. Растительность на лице, появившаяся за время присутствия в этом мире, была сбрита, остались только светлые усы, успевшие слегка отрасти. Жреца Вестимира, можно смело было объявлять первым стилистом Древней Руси, перекроившего человека из одного образа в другой.

Остальных русичей, сопровождавших караван, начальство только вооружило, заинструктировав их о мерах безопасности и поведения на дорогах и в городе, до зубовного скрежета.