Александр Забусов - Кривич

— Вот и я маракую, молод ты ишо! Мизгиряка, он почитай уж лет эдак с десяток точно, на больших дорогах гуляет. Не мог же ты в десять годков ватагой заворачивать?

— А-ха-ха-ха!

Безудержный людской смех надолго повис над озерной водой. Смеялись ухохатываясь над ним, над дедом, над своими мыслями и страхами. Наконец-то развеселился и Хвощ, видно мысли о лихом Мизгире приходили и в его буйну головушку, только в отличие от деда Омыши, сложить два и два он не догадался. Иногда так бывает.

Отсмеявшись, дедок повел речь дальше:

— Ты не печалуйся, душа моя, знаю, чем тебе помочь!

— Ну-ну, хотелось бы услышать.

— Сказ мой долгий. Ежели хочешь, слухай. Наши князья на Руси не всегда грызлись меж собою. Еще по молодости, собрались трое князей по осени ратитья с ворогом как раз в энти самы места. Ходил и я в дружине князя полоцкого Изяслава воевать степняков в Дикое поле. Добрый поход случился. Как ты любишь говорить, душа моя, навешали копченым по самое не балуйсь! Только мне не повезло, поранили меня поганые. Други казали, думали, шо не довезут до дому, кончусь. А назад возвращались берегом Дона, река сильная несет свои воды из глубины русских лесов. Добрались до Харьковского городища, вотчина северянского племени. Порыскали мои товарищи, пошукали, и нашли-таки волхва способного поставить такого как я на ноги. Сдали с рук на руки, а сами с князюшкой нашим ушли. Оно и понятно, служба есть служба! Долго волхв возился со мной, но из рук красавицы Мары вырвал, на ноги поставил. Ну и прожил я меж северян полтора года.

— Ты ближе к делу, дед. Спать хочется.

— Да, ты послухай! Успеешь поспать. Так вот. Поведал мне как-то Велимудр про свого друга, который еще с Олегом Киевским в ромейский поход ходил.

— Так это ж… — попытался сказать Хвощ.

— Да! Лет сто тому назад было. Жил тогда род Велимудра близко от Переяслава, а как стали правоверные христиане свои законы и понятия в княжестве насаждать, чесной люд снялся с вотчин и ушел в другое место. Они и образовали Харьковское городище.

— Ну и хорошо. Я-то тут, каким боком?

— Так что, до Велимудра тебе путь положен, там все узнаешь.

— Старый человек, — Удал с сомнением покачал головой. — Да он помер уже небось?

— А может, и нет! Волхвы живут долго. Ладно, спать будем.

Половина народа у костра уже спала и так, не дослушав сказку на ночь. Он, подбросив в угли, ставшие малинового цвета, пару сучкастых кочерыг, хмыкнув, отвернулся в ночь, улегся, подставив теплу поясницу. Мгновенно уснул.

Стараясь не шуметь в серости утра, медленно погружался в воду, чувствуя, как ступни ног зарываются в мягкое, скользкое, илистое дно. Сделав лишний шаг и, тут же ушел под слой воды с головой, глубина у самого берега оказалась на удивление большой. Появился на поверхности воды, отфыркался, вытерев ладонью стекающую на лицо с макушки воду:

— Ф-ф-ух!

Отрадно, тело словно впитывало в себя бодрость и силу нового дня. Ночь как всегда прошла без снов, ему казалось, он их и не видел никогда в жизни. Хватаясь за стрелы прошлогоднего камыша, шелестя ими, выбрался на берег, постоял голышом, обсыхая от влаги приставших капель, оделся. Пора идти к своим.

По заливным лугам, мимо многочисленных озер, стариц, мимо болот, поросших кустарником и пойменными дубравами, подступающими к самой воде, вел свой маленький отряд Удал. Он понимал, что преследование кочевники не прекратили. Он бы и сам, будучи на месте печенежского вождя, продолжил погоню за врагом, поэтому не давал расслабиться никому, всячески подгонял бедолаг, доверивших жизнь именно ему. Голову непроизвольно посетило выражение кого-то из классиков прошлой жизни — движение это жизнь. Это высказывание в полной мере соответствовало сложившейся ситуации.

Прошел день, ночь, и снова день, а за ним ночь. Его стало напрягать отсутствие погони. По всем его понятиям такого быть не должно. Люди воспряли душой, радовались, а он мрачнел, становился темнее тучи. Пусть радуются, пока могут! Значит, основной печенег оказался умней тех людей, с кем пришлось столкнуться ранее. Он больше чем уверен, погоня есть, но она видоизменилась, она превратилась в капкан, выставленный где-то впереди на их пути следования, а он как лягушка, загипнотизированная змеей, ведет всех прямиком в раззявленную пасть. Вот тут ты братец не угадал! Хрена с два я тебе подставлюсь!

Короткая майская ночь и подняв всех поутру, он после приема пищи, никому ничего не объясняя, изменив маршрут, водил народ петлями и кругами, пока не нашел «медвежий угол» в буйстве растительности. Прикрепляя за спину крест-накрест ножны двух сабель, а к поясу с ножом два небольших матерчатых пакета — один с сушеным мясом, второй с короткими обломками стрел с наконечниками, монотонным голосом преподавателя, инструктировал Хвоща:

— Мне тебя учить нечему, ты сам кого хочешь, научишь, поэтому держи все под контролем, выставляй и меняй дозоры, место базирования покидать только в крайнем случае, если печенег зад подпалит, а так, сидите тихо как мыши, выдвинетесь через три дня, не раньше! Ясно? Найду вас сам в самом узком месте лесополосы.

— Как же ты там один? Может я с тобой?

— Хвощ, сказать по правде, один бы я да-авно выбрался из этой клоаки. Поэтому всем сидеть на попе ровно и не жужжать, а время придет, собрать ее в горсть и вперед с песней! На дорогу ни при каких условиях не соваться.

Молодое тренированное тело казалось, не знает усталости, нипочем ему горки и овраги. Сердце перекачивает по венам литры крови, а легкие перегоняют кислород кубами. Ноги поедают километры пути, чуткое ухо вычленяет из общего фона звуков тревожные шорохи. Движется человек по немому бору, дремлет сонная пуща в тиши заповедной, только шорох шагов, приглушенный травой и песком, да иногда прорывается осыпь мелкой каменистой крошки под ступней. Двадцать-тридцать километров для него ерунда, пройти их труда не составляет. Вот только напрягает незнакомая местность, ведь известно ему только общее направление, дорога, параллельно которой он движется, да где-то в сотнях метров по правую сторону несет свои воды Северский Донец.

Густые заросли одновременно и помощники и предатели. Они укроют от посторонних глаз, в случае чего, и скрыться дадут, да и стрела степняка застрянет в них или изменит направление своего полета, но и мешают они не по-детски. Чуть расслабился, зацепил ветку, нашумел, обратил на себя внимание. За любым кустом мог и вражина притаиться, подпустить поближе и спеленать как последнего лоха. И такое развитие событий может быть! Опять-таки, скорость передвижения… Просто вышагивать прогулочным шагом в таких условиях нельзя, вот и приходится напрягаться, потеть и отвлекаться на каждый шорох, на каждый птичий свист.