Александр Забусов - Кривич

Спрыгнув на землю, с добытой у степняков, мелкой, мохноногой конячки, Савар разминая затекшие ноги, распорядился:

— Мошег, оглядись по округе.

Расседлали лошадей, стреножив, отпустили пастись тут же на найденном поросшей травой пяточке твердой земли. Подошел Бран.

— Шад, что вы хотели узнать от пленного?

Савар кивнул, думая о чем-то своем.

— Аваз, разводи огонь, жарь мясо, с голоду умирать нет смысла.

Весело заплясал огонь в костре, пожирая сухие ветки и дрова. Запах жареного мяса, встал над низиной пойменного полуострова, составлявшего сорок-пятьдесят метров площади, скрытой камышом и лиственным лесом у воды. Со страхом вращая глазами, бросая взгляды на хазар, кочевник лежал на спине неподалеку от костра. То-ли от переживаний, то-ли от того, что вовремя не сводили оправиться, от его портков, шел резкий запах мочи. Присев рядом, нависнув над головой врага, Савар задал вопрос:

— Кто вы такие? Откуда к нам пришли?

Вопрос, заданный на одном из наречий пленник явно понял.

— Мы из племен шары-кипчак, кочевья наших родов были далеко отсюда за рекой Итиль.

— Действительно далеко. Зачем же вы откочевали из родных степей?

— Стало тесно на родине. Прошлой осенью ханы Баркут и Селюк увели свои орды на полдень. Переправившись через Великую реку, орды пошли за солнцем и перезимовали в степях Тавриды, но там тесно, пришлось воевать со многими родами печенегов, а в конце зимы кочевья повернули на полночь и вошли в эти степи. Здесь хорошо, много выпасов и рядом река. Теперь это будет наша степь.

Хмыкнув, Савар невесело посмотрел кипчаку в глаза. Ему захотелось всадить нож в грудь узкоглазого, поразившего шада такой непосредственностью, и простотой суждений. Видите ли, им понравилось, и они решили остаться!

— Так это обе орды кочуют вдоль реки?

— Нет. Это кочует наша орда хана Баркута. Нас много. Очень много воинов у хана.

— Где же тогда другая орда?

— Хан Селюк повел своих ближе к стороне, в которой заходит солнце, а потом, так-же как и мы, повернет на полночь. Он тоже ведет сотни родов. Зачем мешать друг другу в большой и сытной степи?

— А, как же печенеги?

— Они уйдут или покорятся.

— Да-а!

— Мы сильны, много молодых воинов хотят испытать себя. Вождь нашего коша, пусть Тэнгри даст ему ещё много зим силы, говорил, что ханы уже этим летом поведут в набег воинов. Мы победим и захватим большую добычу. В кочевьях не останется бедняков.

— Куда ханы направят набег?

— Вождь говорил, что урусы обладают большим богатством, но прячут его в своих лесах.

Савар поднялся на ноги, в раздумье отошел к крохотному песчаному пляжику, примыкавшему к стремнине, где высокая поросль камыша расступилась по сторонам. Отблески костра оставили просвет на бегущей реки. В раздумье тянулось время. Менялся первоначальный план действий. С самого начала, молодой шад хотел добраться до Киева, попытать счастья, поступив в дружину к тамошнему князю, добиться почета и уважения, осесть в стольном граде. Разговор с кипчаком повернул мысли вспять, неожиданно судьба предоставила возможность отомстить за погибший род.

Много лет тому назад, еще в юности, шад Савар сын Кофина, помог вырваться из степей Дикого поля горстке русов. Всего три десятка русских воинов навели шороху в степи, уничтожили много печенежских кочевьев, сотни воинов нашли свою гибель на своей же земле. Вождя русов до сих пор помнят в печенежских станах, называют его не иначе как Степным Лисом. Сотник Горбыль еще тогда приглашал шада приехать погостить. Раньше не было времени, да и повод был отдален пролетевшими годами. Теперь повод был, нужно навестить русича.

— Шад, мясо готово, — Аваз подошел, встал у плеча. — Пленник вам больше не нужен?

— Аваз, он нам сейчас нужен, еще как нужен. Накорми его, сами поедим и спать. Ночь делим для охраны на четверых.

— Шад, отдыхайте. Мы сами покараулим.

— Нет, завтра предстоит трудный день.

День за днем, лошади измеряли пройденный путь подковами своих копыт. Позади остались берега Северского Донца, реки, которую русы называют Доном, а греки Танаисом, меловые горы и степь с ее балками и длинными переходами оврагов. На пути встало березовое царство и пышные лапы светлого соснового леса — русское пограничье. В этих местах Савар еще не был. Вспомнил объяснения сотника, принял левее, выводя свой маленький караван к окраине северянской деревни, прилепившейся, окруженной лесной порослью к неизвестной Савару реке, прикрытой со стороны степи частоколом маленькой крепостицы. Направил лошадь к потемневшему частоколу, издали обходя стену по кругу, уже зная, что со сторожевых вышек их приметили.

У открытых ворот укрепления, хазар встретил крепко сбитый витязь, молодой, но с повадкой умудренного опытом воина, одетый в кольчугу, с саблей у левого бедра. Рассмотрев приезжих, оскалился белозубой улыбкой. За его спиной стояли воины в доброй броне, со щитами в руках, такие-же молодые, как и воевода.

— Никак в гости пожаловал? — витязь шагнул к соскочившему с лошади шаду, облапил его крепкими руками прижимая к груди, похлопал по спине ладонями, удивленного таким приемом Савара. — Да ты никак и не помнишь меня, княжич? Я, Людогор, пятидесятник в сотне Горбыля. Ну, вспомнил? Я-то тебя сразу признал, еще только с вышки глянул, понял, кто к нам пожаловал.

Савар присмотревшись, вспомнил, улыбнулся в ответ.

— Ну, здравствуй княжич! С какими вестями к нам в Рыбное?

— Беда у нас. Чужая орда в степи. Нет больше моего рода. А на Русь по лету они тоже в набег придут. Нам бы к вашему сотнику попасть, языка везем.

Кипчакские кибитки не похожи на телеги купцов. Одна кибитка, это дом на колесах, двигающийся по степи. Кибитки целого рода, если поставить их в круг, образовывали целый город, быстро вырастающий в любом месте, и также быстро исчезающий, скрипя колесами при переезде по ковыльному морю на новое место стоянки, попутно выпасая перегоняемые стада скота. Дворцы на колесах, тащили десятки быков, с усилиями движущие огромные платформы на больших, оплетенных прутьями колесах. Стены кибиток плетением сходятся вверх, к своеобразному отверстию-трубе. Обтянутые белым и черным войлоком, пропитанным снаружи известкой и жиром, чтоб войлок не набирал влагу от дождя и сырости. Здесь же, на платформах, установлены короба с домашней утварью и оружием. При длительных остановках кипчаки снимают свои дома с платформ и устанавливают за ними, превращая платформы в стены крепости. При кочевье, в кибитках жили женщины с детьми. Мужчины двигались верхом на лошадях, в седлах же передвигались и молодые женщины. Незамужние, они до рождения детей были на положении воинов, а при боестолкновениях с противником, вступали в бой, неся все тяготы войны.