Александр Забусов - Кривич

«Караул уничтожен, кочевье спит. Что делать дальше? — пристально осмотрел выстроенный кругом табор. — У меня такое впервые, работать в тесноте повозок еще не приходилось. Понаблюдать, что там внутри них, было не судьба. Совсем мозги не работают. Что тогда говорить о парнях? Закон диверсанта, гласящий, «Все непонятное, может нести угрозу и опасность. Найди причину, избежишь неприятность!», нарушен. Короче говоря — зайдя внутрь табора, сами себя загоняем в капкан. Начнется кипишь, из крытых повозок нас расстреляют из луков. Вопрос, что предпринять, чтобы избежать этого и расхренакать копченых?»

Приняв решение, подал команду:

— Распределиться по двое, идти посолонь, группой, через каждые четыре повозки, уничтожать всех. Если поднимется тревога, работать по противнику прямо из повозок. Все, поехали.

Сашка работал с Ратмиром в паре. Вход в транспортное средство находился по центру окованного железом борта, его дверь, откинутая вперед, выполняла функцию еще и своеобразного мостика, поднявшись на который, человек попадал внутрь довольно-таки обширного помещения, с тентом вместо крыши. В высоких бортах, были специально проделаны бойницы на внешнюю сторону, для отражения вражеского нападения. Все это Горбыль рассмотел и проанализировал в процессе своих действий. Забросив арбалеты на спину, и взяв в руки ножи, бойцы встали на дверь-мосток, под ногами предательски заскрипело. Не медля более не секунды, рванулись вперед в темень, один ушел влево, другой вправо. На расстеленной кошме, виднелись очертания спящих людей. Разбираться в половой принадлежности и возрасте клиентов даже не пришлось, это были враги. Удар ножом в сердце крайнего лежавшего у борта напротив, левой рукой прикрыв ему рот на всякий случай. Удачно. Позади себя услышал всхлип, там трудился Ратмир. Перешел к следующему. Удар. Менее удачно, на последнем издохе, противник засучил ногами. Сделал правку. Следующий. Следующим был подросток. Женщина, еще одна, еще. Последний, успел проснуться, но тут-же умер, упокоиный кистенем в висок. Зачистил всех. По закрытому помещению стойко запахло кровью, от такого запаха дуреешь. Наступая на трупы, пошел к Ратмиру, оба встретились напротив входной двери. Вышли на воздух, продышались, собрали в кучу замутненное кровью сознание. В лагере было пока все тихо. На дворе стало совсем светло. Следующая повозка оказалась доверху загруженной сложенными юртами. Уже легче. Следующая. Два человека, остальное пространство заполнено рухлядью. На противоположной стороне, послышались женские вопли, детский плач, шум борьбы. В очередной повозке, уже в дверях, столкнулись с проснувшимся кочевником, удар наотмаш острым ножом по горлу, откинутое вбок тело, нырок под тент, Ратмир следовал за спиной. Навстречу послышался возглас. Бой в ограниченном пространстве, визг и крики, к которым добавлялась какофония звуков снаружи. Все, нет смысла сторожиться.

«Работаем!».

Удар кистенем, шаг к борту. Рядом, в сантиметре от одежды прошла короткая прямая сабля, снова удар кистенем. Стон. Женский крик, оборвавшийся после маха ножом. Фонтан горячей крови попал в лицо, на руки и грудь. Впереди мужчина с дротиком в руках. Уронив нож на пол, перебросил из-за спины взведенный самострел. Выстрел. Есть, прямо в грудь, клиента отбросило к борту. В торце двое детей.

«Все, этих убивать, смысла нет, и так в лагере гвалт стоит».

— Ратмир, как у тебя?

— Чисто. Мне тут саблей плечо копченый пропорол. Урод!

— На выход, потом залижешься.

— Понял!

На пятачке внутри повозок, в промежутках между стреноженными лошадьми, шел бой. Оценив обстановку, указал Ратмиру:

— Вдоль повозок айда. Работаем!

Не разбирая, кто с оружием, кто без, Сашка метал сюрикены в кочевников, Ратмир следом страховал его. Вопли женщин, детей, шум боя, держал в постоянном напряжении. Кончились сюрикены. Использовал метательные ножи.

Оставшихся в живых, стариков, женщин и детей, сбили в кучу. Мужчин вырезали всех, не разбирая, кто убогий, кто увечный.

— Десятники, доложить обстановку и потери! — подошел к окруженному полону.

— У меня все живы, двое легко ранено, — это Олесь.

— Двое погибших, двое раненых, — Людогор. — Прорвались, ушли в степь с десяток вражин.

— Гребанный Винипух! Как так вышло?

— После того, как тревогу подняли, у меня двойку стрелами завалили и ушли.

— Третий десяток?

— Один погибший, раненых нет, — доложил Сувор.

Женщины, предчувствуя скорую смерть, просто выли, слышались причитания на чужом языке, они сгрудились вокруг старого, сморщенного «стрючка», патлатого и грязного, на черный халат которого были пришиты бляшки, колокольчики и иная разноцветная мишура. Он исподлобья, с ненавистью смотрел на Сашку, сразу определив в нем старшего.

— Людогор, подцепите лошадей к одной из телег, освободите проход, — распорядился Горбыль, больше не обращая внимания на пленников, словно вычеркнув их стенания из жизненной действительности. — Олесь, ты со своим десятком, обыщи телеги, все ценное, но не громоздкое увяжешь в мешки.

— Сделаем.

Всеслав вместе с Барсуком, привязав к ближайшей повозке лошадей, повозившись, с усилиями кое-как извлекли ее из круга. Образовали проход, в него, кромсая пута на ногах, выгнали в степь лошадей. Словно стадо, вывели наружу голосящий полон, усадили на голую землю. Горбыль торопил парней обыскивающих печенежские кибитки, время бежало скачками. Солнце окрасило утро в багровые тона.

«Вот и Олегов сон сбылся, вымыли руки кровью, по самые локти».

— Олесь, заканчивайте, время вышло.

Подбежал Ослябь.

— Батька, шестеро ушли, охлябь на лошадях. Еще троих успел подстрелить.

— В какую сторону ушли?

— Да, почитай по нашим следам и ускакали.

— Ясно, к родичам подались, значит. Ах, незадача! Хотя, а кто говорил, что будет легко? Ладно, Ослябя, — с благодарностью подбодрил воя, ладонью похлопав того по плечу. — Вон, идите с Пашкой. Наших павших на лошадок грузить пока будете. Да привязывайте покрепче, пора ноги уносить.

— Угу.

— Олесь, подгони своих. Чего телятся?

Десяток Олеся сноровисто увязывал на специально оставленных лошадей, найденное добро.

— Все, выводи лошадей. Живее! Жгите повозки, нам теперь конспирация побоку.

Внутрь каждой телеги, бойцы забрасывали горящие факелы, найденные в печенежском стане, рухлядь внутри быстро разгоралась и вскоре языки пламени подняли к небу столбы черного дыма и копоти. Сотник подметил, что на лицах его бойцов небыло злорадства при виде пожарища, в глазах не просматривалась алчность от взятой добычи. Но небыло и сострадания к проигравшим. Присутствовала радость первой в их жизни победы. Мальчишки. Он понял одно, отдай он сейчас приказ на уничтожение полона, они бы без вопросов порезали всех. Это война!