Алекс Кош - Богатыри не мы. Новеллы (сборник)

– Боишься, в листья обратятся? – с прищуром тихо молвил Григор.

«Боже милый, сплошь золото старой чеканки! Цехины, дукаты!.. И не пробитые, не с ожерелий сняты! Словно в песне о сокровищах царя Неманя… Лучше не знать, где это взято, от кого».

Принимая, усатый невольно отвесил поклон. Остальные тоже поклонились.

Назад на материк плыли под утро, взбудораженные и веселые. Кой там багдадский вор!.. Озолотились без боя, без крови! Ждите, женщины, обновок, а девушки – подарков!

Один молодой, ставя парус, от полноты чувств затянул на гуслярский лад:

– Сегодня мы танцуем, славим цветение земли, – важно объявила Дайра поутру. – Погода будет славная. Ты занимайся летуном и к нам не ходи.

– Кто будет в гости? – только и спросил Григор, поднимаясь с ложа. Выпроставшись из-под покрывала, он сладко потянулся в колеблющемся свете – зеркально отраженное от озера, мягкое сияние зари вливалось во вход пещеры, играло бликами на стенах. Дайра, натянув покрывало повыше, молча любовалась его ладной фигурой, казавшейся сейчас статуей молодого бога.

Он привык к тому, что водить хоровод с Двадцатью Девами – даже с двумя! – нельзя. Это Дайра ему запретила с самого начала: «Только со мной, иначе из гор не уйдешь». А выходить в мир приходилось – и с ней в том числе. Она давно не покидала озера, но когда сблизилась с ним, ей вдруг захотелось: «Пойдем!» Что возразишь на женское желание?.. Сам заплетал в косы ее золотые волосы, сам под платок укладывал.

Даже в кинематограф напросилась. «Что это?» – «Милая, там сенков на белой простыне показывают». – «Сенков?.. И не боятся, что вдруг с простыни сойдут?» Поняла ли кино про багдадского вора, неизвестно, но много смеялась: «Какие ж это сенки? Просто тени!»

Для выхода к людям она превозмогла себя – надела сапожки со шнуровкой и платье по щиколотку. На них безмолвно, вежливо косились, расступались перед ними. Только веницы, солдаты в увольнительной, позволили себе воскликнуть «Il mio Dio, che bellezza! [12] Боже мой, какая красота! ( итал. ) », но от взгляда Григора попятились и смолкли.

– Придут Тиха и Янира.

– Стоит ли танцевать? Побереглась бы.

Дайра зашевелилась под тканью, нащупывая ладонью живот.

– Он еще совсем маленький. Как желудь. Ну, иди! Я буду одеваться.

Как был, нагой, он легко побежал к озеру и без всплеска прыгнул рыбкой в синюю глубину. У-уххх! После тепла постельного гнезда – холод хрустальной воды! Свежий, будто прозрачный, Григор вынырнул, фыркнул, словно тюлень-монах, и поплыл саженками.

Девы, девы – вон они, на другом берегу, машут цветущими ветвями, кричат по-птичьи звонко, зовут Дайру на пляски. Развеваются их волосы и рубахи – манящее кружение, не одного юнака сгубило, не одного парня отняло у отца-матери. Над ними – нимб летящих лепестков или бабочек…

Чтобы не заглядеться, лучше сосредоточиться у рации.

Хотя из рации льется одно расстройство. Похвальба германцев – бьют англичан на Крите, в Датском проливе потопили крейсер «Худ». От Греции и Югославии одни названия остались, и те с черным клеймом «Оккупация». Где теперь крепыш Раде?.. В плену? В партизанах?

Отвлекись, юнак! «Южный» – как женщина, ему тоже нужна ласка и забота. Поверни рукой винт, проверь компрессию. Убедись, что провода надежно присоединены к свечам. Открой бензиновый кран, масляный.

«Запущу – а девы сразу в крик, – думал он, заливая масло в коробку распределения. – Майский танец им нарушил!.. Да что это я? – замер Григор, поняв, что руки сами, спешно, уверенно и безотчетно готовят «южного» к старту. – Зачем?..»

Здесь, на озере, чутье впятеро сильнее, оно раньше ума подскажет, что делать.

Значит…

Что-то будет?

Сектор дросселя – на шестьсот оборотов в минуту. Залить мотор. Винт на компрессию.

И – вот оно! Самолет над горами! Пока не виден, звук летит впереди него.

– Дайра!.. Уходите! – закричал он что есть сил, махая руками, чтобы привлечь внимание дев. – В лес! В тень!

Не слышат! Затанцевались, закружились – уже не три девы, а вихрь золотистых волос, плещущих рубах.

Мотор зарокотал. Режим малого газа. Скорей, скорей же!..

«Цапля» появилась из-за гребня горы – плавно скользящая крестообразная тень. Славная погода, призванная девами, была бомберу словно подарок – озеро как на ладони, «южный» ясно виден на воде. Но вениц летел по линии от гидроплана к танцу.

Когда он сбросил бомбы, Григор уже шел на подъем на полном газу, яростно молясь: «Только не Дайра! Только мимо!» Взлетая – круче угол подъема никогда не брал! – он услышал за спиной, внизу, глухие гулкие разрывы.

Не оглянулся.

– Говорит Кадори-Первый , – ликуя, радировал Франко. – Найдена база сенков в районе Водина. Нанесен бомбовый удар. Координаты противника…

– Ты покойник! – ответили ему, а стрелок верхней турели завопил:

– Синьор тененте, он сзади!

Загремел пулемет, выбрасывая струю полудюймовых пуль. Ro.44, не открывая огня, отклонился, ушел с линии прицела. Франко прибавил обороты:

– Кадори, меня атакуют. Второму и Третьему – подняться в воздух!

– Кадори-Первый, кто атакует? Ваши координаты?

Иметь врага на хвосте – гиблое дело. Теперь преимущество в скорости мало помогало Де Луке. Хотя можно оторваться от Призрака, выйти на боевой разворот и встретить его курсовыми пулеметами.

Он начал набор высоты. Вот-вот мореец отстанет…

Тут короткая очередь «южного» пробила ему мотор правого крыла. «Цапля» задымила, кренясь. С проклятиями Франко выровнял машину – а чертов Призрак шел по стелящемуся дымному следу то выше, то ниже, будто примеряясь, как вернее нанести удар.

– Кадори, я подбит! Направляюсь к базе.

Взахлеб тарахтела турель, тщетно пытаясь поймать очередью неуловимый Ro.44 – тот словно танцевал в воздухе. Так оса вьется над вареньем, уклоняясь от неуклюжих взмахов человеческой руки…

…и жалит!

Летящая пара вырвалась за пределы гор. «Южный» и «цапля» неслись над долиной. Люди замирали, задирали головы – большой трехмоторный самолет постепенно снижался, прочерчивая небо полосой черного дыма, а мелкий серебристый биплан преследовал его.

– Что творится, сосед, а?

– Да никак Авет гонит веница!

– Авет! Авет!

– Лупи окаянного!

Скорости сравнялись, потом издыхающая «цапля» поползла на последнем моторе. Методично, экономными очередями Призрак добивал врага. Поравнялся с Франко – холодное, свирепое лицо над краем открытой кабины. Показал рукой – большой палец вниз. Недвусмысленный жест: «Смерть!» Ответить, кроме отборных проклятий, Франко было нечем.