Алекс Кош - Богатыри не мы. Новеллы (сборник)

Кто стоял за ней, разглядеть я не успела. В следующую секунду я, Дюк и Марсик кубарем выкатились на чердак из пустой картонной коробки.

– Варя?! – Первое, что я услышала, был мамин голос: – Варя, ты где? Варвара, ты что ночью на чердаке делаешь?! О боже!

Крысиные укусы оказались ранами неожиданно серьезными, к утру у меня подскочила температура, и в итоге я свалилась в постель на целых две недели. А потом выпал первый снег, лестница и крыша гаража обледенели, лазить туда мне запретили категорически. Так что на чердак я попала только весной. Там было пусто. Совсем. Папа «навел порядок»: все, что горело, сжег, остальное вывез на свалку. Коробка с нарисованной дверью тоже пропала. И я никому не рассказала об ином мире по ту сторону Врат. Я была уже достаточно взрослой девочкой, чтобы понимать – не поверят.

А еще в ту зиму, как раз в канун Нового года, от нас ушел Дюк. Улучил мгновение, когда мама открыла калитку, и проскочил у нее под ногами. Родители уверяли меня, что он погуляет и вернется. Но он не вернулся.

Почему я вспомнила эту историю спустя почти пять лет после тех событий? Вчера, по дороге из института, я увидела компанию парней, устроившихся за пивным ларьком. В черных пайтах с надвинутыми на лоб капюшонами, в черных спортивных штанах, они сидели на корточках, пили пиво из бутылок, лузгали семечки, отрывисто и бессвязно переговаривались, громко смеялись. Один заметил меня, оскалился, показав мелкие острые зубы. А я подумала: что, если где-то в другом месте, через другие Врата крысолюди все же пробрались в наш мир?

И теперь переиначивают его по своему разумению.

…В тот день вернулся Илья Муромец домой усталый. Скальп Соловья-разбойника повесил за ушко сушиться на солнышке, богатырским ударом ноги распахнул дверь и вошел в избу.

В избе пахло пылью, мышами и веником.

– Марьюшка! – ласково рявкнул Илья, тяжело опуская натруженный многодневным скаканием зад на дубовую лавку. Лавка жалобно пискнула и развалилась пополам.

Потирая ушибленное, богатырь поднялся на ноги, незлобливо помянув лавкину мать и божка-покровителя зайцев Йоба.

– Марья! Где тебя носит, красавица ты моя… глухая?!

Богатырский глас прогулялся по избе, свернул за печку, и оттуда выкатилось глумливое эхо.

Илья хозяйским оком окинул избу и приметил мерзость запустения. Нужно было навести порядок, чем богатырь и занялся: поменял местами портреты президента и премьера – время пришло, улыбнулся и вспомнил про жену. Марьи все не было. Пришло время богатырского гнева.

– Мужик с дороги, коняка нерасседлана, жрать охота, а ее нет! – распалял себя Илья, бестолково бегая по избе. И тут голодному и злому богатырю попался на глаза клочок бересты, пришпиленный к полатям.

Осторожно сняв обрывок, Муромец бережно разгладил его и, шевеля опухшими губами, по складам прочел вслух:

– И-щи сва-ю жа-ну в «три крестик девять» царс-тве. Ха-ха-ха. Ка-щей».

Внизу берестяного обрывка красовалась скабрезная картинка, изображавшая толстого мужика с бородой, глупо таращащегося на собственный срамной уд небывалых размеров.

– Ка-щей, значит… – задумчиво проговорил Илья, поскреб пятерней затылок и сузил красные с недосыпу глаза. – Ну-ну… Ха-ха-ха, стало быть… «Три крестик девять». Это что же? Иде ж царство-то такое, а? У-у-у, паскуда! Все одно найду! Ноги переломаю, руки выдерну, моргалы выколю, рога поотшибаю, уши оторву, носы пооткушу, голову откручу, ребра пересчитаю. Он, падла, бессмертный – пущай мучается!

С этими словами и вышел Илья Муромец на двор. Цыкнув на жующего лебеду у забора коня, богатырь подпер дверь в избу мельничным жерновом, вскочил в седло и галопом понесся на восход, встречь солнышку – только куры полетели в разные стороны…

Скоро сказка сказывается, да и то, если разобраться, далеко не всякая. А уж дело, особенно серьезное, делается долго. Иногда – очень долго. В общем, быстро рассказываются только анекдоты. Анекдоты Илья любил с печного детства, отрочества и юности, но не помнил ни один, кроме одного. Любимого.

Это был анекдот про лису, которая притворилась курицей и кудахтала из репейников, чтобы заманить туда петуха, а потом выйти, облизываясь, и сказать, приторно улыбаясь: «Вот как полезно знать хоть один иностранный язык!» Илья всегда был уверен, что лиса получила от петуха то, что хотела, причем во множественной и, возможно, даже извращенной форме, и только пару лет назад Лихо Одноглазое растолковал богатырю, что Патрикеевна попросту съела гребешистого, отчего случилась с Ильей нервная нехорошесть, именуемая еще когнитивным диссонансом.

Дело было так: отрядил князь Илью проинспектировать мост через Каялу-реку – де, нарекания стали поступать от купцов заморских, гишпанских да персианских, мол, завелся в тех местах древнегреческий террорист по имени Полифем, не дающий прохода ни конному, ни пешему. Норовил этот самый Полифем заманить всякого проезжего человека в свое пещерное жилище и там всякие излишества нехорошие с ним учинял.

К примеру, князя Новосельского раздел догола и гузном евоным переколотил куриные яйца в лохани. А боярина Мясного мехами надувал через задний проход, от чего он вскорости помер.

Прибыл Илья на место, огляделся, провел по всем правилам рекогносцировку, разведку боем и скрытое наблюдение под прикрытием. Супостат обнаружился быстро. Имел он единственный глаз посередь философского лба и отличался изрядной статью, что даже польстило Илье – тут-то уж ни один боян не пробылинит, что он взял врага числом, массой, объемом и закидал трупами. Тут все по-честному будет, как с Валуевым.

– Выходи биться, супостат окаянный, чувырла недоделанная! – дежурно и протокольно приветствовал одноглазого Илья, входя в его пещеру.

– Это кто там в задницу пищит, комар-наркоман, что ли? – доставая из закромов дары разнообразных земель, столь же учтиво и следуя кодексу богатырского поведения, отвечал Полифем. Затем, отойдя от протокола, махнул волосатой дланью на стол: – Прошу, коллега, закусим, чем Даждьбог послал.

Даждьбог в этот день послал одноглазому бутылку зубровки, домашние грибки, форшмак из селедки, украинский борщ с мясом 1-го сорта, курицу с рисом и компот из сушеных яблок. Присели хозяин с гостем и приступили к трапезе. А что за еда без хорошего разговора? Вот и начал Полифем про свою жизнь рассказывать, откуда он, какого роду-племени да как из краев своих греческих на святой Руси очутился.

Поначалу все ладно да складно у него было – родился, учился, женился, в армии царя Эгея служил. А потом пошел полный раздрай в семейной и личной жизни, да и с работой не заладилось.