Валентин Егоров - Граф Орлофф (СИ)

— Мосье Слюсар, позвольте вас поблагодарить за то, что вы остановились и столько своего времени потратили на то, чтобы со мной побеседовать! Но, прошу вашего извинения, но вы так мне не ответили на вопрос, а кто же это такой мосье Луи-Доминик Бургиньон?! Сегодня утром, когда я возвращался в гостиницу, то на меня подло напали, ударив дубинкой по голове. От этого удара я едва не отдал душу господу Богу. Он этого моего дара не принял, но мне приказал найти и наказать виновника этого подлого удара из-за угла!

— Свой обет всевышнему, вы, мосье Орлофф, уже только что исполнили, убив Жирарда Стальную руку. Это он ударил вас своей дубиной, но у него, видимо, в момент удара что-то неладное произошло с его разящей рукой. Свои жертвы, Жирард, обычно и всегда убивал с первого же удара! Я направлялся к вам в комнату, чтобы по просьбе мосье Бургиньона констатировать вашу и вашего соседа смерть! Если бы вы были мертвы, то я отпел бы вас! Если бы в оказались живыми, то помог бы вам выздороветь, вернуться домой! Мосье Картуш, о котором вы, возможно, уже слышали, он и есть мосье Луи-Доминик Бургиньон!

От полной неожиданности я почесал свой больной затылок. В те времена Париж от мала, до велика, жил и только говорил о подвигах благородного разбойника Картуша, который грабил и убивал одних только представителей французской знати, раздавая их богатства бедному люду. В тот момент я почувствовал, как усталость тяжело опустилась на мои плечи, бесследно исчезло желание мстить за свою ночную промашку. В моей голове осталась одна только мысль о том, добраться до постели. чтобы броситься в ее нежные объятия. Я посмотрел на мосье Слюсара и тихо молвил:

— Мосье Слюсар, будьте столь любезны, когда-нибудь найти время для того, чтобы снова встретиться со мной. Тогда мы сможем продлить нашу беседу в более удобной обстановке. А теперь позвольте мне, покинуть вас?!

Я развернулся и направился к щели в стене парижских катакомб, которая, по словам, мосье Слюсара, вела на поверхность.

Сегодня мне предстояла встреча с маркизом де Монморанси, которую устроила моя любовница маркиза Сюзанна де Монморанси, его молодая супруга.

Прежде, чем встречаться с маркизом, я специально поинтересовался у Сюзанны, как мне вести себя при встрече с ее рогоносцем мужем? Сюзанна вся вспыхнула от этого простого и наивного мужского вопроса, ее ланиты заалели румянцем, но не от стыда, разумеется, а от пикантности самой ситуации. Оказывается, эту француженку совершенно не волновало то обстоятельство, что с каждым встречным мужиком она своему мужу навешивала очередную гроздь новых рогов. Ее страшно удивил и прямо-таки восхитил мой наивный вопрос, так как во французском высшем обществе само собой считалось, что великосветские муж и жена вправе изменять друг другу, правда, придерживаясь так называемого этикета высшего общества. Честно говоря, но я и по настоящее время так и не разобрался в том, что же именно запрещалось в этих любовных адельтюрах тем этикетом?!

Многие великосветские мужья Франции с раннего возраста, когда начинало функционировать мужское достоинство, его неоднократно использовали, балуясь и забавляясь с женской прислугой. Поэтому, получив в жены девицу со стороны, часто женитьба устраивалась по родственным связям или по расчету, то эта девица их совершенно не интересовала. А любовь они продолжали искать на стороне или с прислугой, при этом рождая немало отпрысков бастардов на этой самой стороне. Таким естественным образом, дамы и кавалеры решали вопрос о продолжении своего дворянского рода. Молодые знатные жены, наблюдая подобное семейное безобразие, сами пускаясь во все тяжкие, имея дела с молодыми шевалье, рожая им сыновей и дочерей. Причем, такие жены всячески протежировали своим молодым любовникам, через мужей и бывших любовников продвигая тех по служебной или иерархической лестнице.

Таким бесподобным по простоте способом, во Франции сохранялись знатные семьи, развивались и вырастали генеалогические древа, в старинные и знатные фамилии осуществлялся приток молодой крови. Так, что я действительно попал впросак, задав маркизе Сюзанн де Монморанси свой дурацкий вопрос.

На этот раз я выступал в образе гостя, поэтому немного волновался, впервые посещая дом знатного человека Парижа. Со слов Сюзанны я знал о том, что ее муж, маркиз Антуан де Монморанси, был добродушнейшим по своему характеру человеком, которому сегодня было, примерно, шестьдесят лет. Всю свою жизнь маркиз занимался торговлей и вывозом кожи из Франции через Гавр, он был выходцем из простой крестьянской семьи Бушардон. Но это ремесло торговца не принесло Антуану Бушардону много денег, он как был, так и остался средней руки торговцем кожи. Лет двадцать назад Антуан Бушардон по случаю занялся перекупкой и строительством домов в городах Париже, Руане и Гавре. Перекупка недвижимости и строительство домов принесло ему огромные деньги, подняло его на высшую ступень в мире французских торговцев.

На вырученные деньги от перепродажи недвижимости Антуан Бушардон купил себе патент на дворянство, основал банк в Руане. Через этот банк он знатным парижанам и жителям Руана давал деньги в долг и в рост. В результате уже будучи дворянином, Антуан Бушардон за огромные деньги купил себе маркизат де Монморанси и стал маркизом Антуаном де Монморанси. Как-то незаметно он вошел в высшее общество Парижа, однажды с ним переговорил сам король Луи XIV. Это позволило маркизу Антуану де Монморанси в некоторых делах стать непререкаемым авторитетом парижского высшего света. Почти в шестьдесят лет он женился на мадемуазель Сюзанне де Гонневиль, взяв ее из разоренной семьи одного из рыцарей ордена тамплиеров, получив за невесту полуразрушенный замок Гонневиль, а также кучу денежных долгов этого старинного семейства.

Парижский особняк, принадлежащий маркизу Антуану де Монморанси, с первого же взгляда произвел на меня хорошее впечатление. С того места, где я сейчас находился, его практически совсем нельзя было разглядеть, просматривалась только отличная сложенная из черепиц зеленая крыша и очертания трехэтажного здания. От глаз уличных зевак и клошаров здание особняка скрывали деревья, густо разросшийся декоративный кустарник. Но, как и полагается, этот последний писк парижской моды, городской особняк, был расположен в самом центре парижского квартала Марэ, где сегодня проживала вся парижская знать, на его центральной улице Фужера, 19.

Я только подошел к воротам в чугунной ограде, которая преграждала путь к особняку, как из-за кустов показался парень, с хорошо накаченными мускулами, в ярко красном ливрейном сюртуке. Он, не спрашивая моего имени, открыл ворота и понятным жестом предложил мне проходить к зданию. По гравийной дорожке я дошел до особняка и, не останавливаясь, прошел в его уже открытую дверь. За порогом, низко кланяясь, меня приветствовал мажордом дома, который тут же заявил, что маркиз де Монморанси с нетерпением ожидает моего появления.