Юлия Славачевская - Люблю. Целую. Ненавижу. Кэмерон

Двадцать восемь лет назад

Грохот китайских шутих, фейерверков и петард буйствовал за окном. Окружающие дом деревья и кусты купались в лучах прожекторов и мягком сиянии новогодних электрических гирлянд.

Бомм! Бомм! — пробили старинные часы, и за столом раздался звон бокалов с шампанским. В доме царила радость: ожидали появления наследника хозяина дома!

Гости вкушали дорогие вина из хрустальных бокалов, деликатесы на серебряных блюдах и вполголоса переговаривались между собой, ощущая атмосферу празднества.

Первый крик новорожденного раздался в богатом особняке с колоннами на фасаде как раз в то мгновение, когда старый год сменяет новый и наступает минута безвременья. За окном мягко падал снег, засыпая землю белым пуховым одеялом, вдалеке раздавался разухабистый свист и гремела музыка.

— Что вы скажете, любезнейший? — поинтересовался гордый отец у известного астролога, стоя в щупальцах яркого заоконного света и прижимая к груди долгожданного сына. — Что сулят планеты моему ребенку?

— Это очень странно, — бормотал индийский астролог, полностью погруженный в расчеты. — Но у вашего сына нет предписанного пути. — Он поднял на молодого отца ошарашенные глаза. — Все перечеркнула падающая звезда…

— Вы шарлатан! — сдвинул темные брови мужчина, глядя на безмятежное личико младенца. — У всех есть своя предписанная судьбой дорога в жизни, и звезды обязательно отображают этот путь.

— Только не у этого ребенка, сэр, — поправил на носу очки астролог. — У вашего сына нет ничего определенного, лишь путеводная звезда, к которой его будет тянуть всю его жизнь, и…

— Немедленно покиньте мой дом! — приказал багровый от злости мужчина, выходя из комнаты с сыном. — Вам пришлют чек на оплату ваших неоказанных услуг, но не надейтесь на рекомендации!

— Первый раз такое вижу, — бубнил астролог, не обращая внимания на угрозу и рассеянно вращая в руках листок с натальной картой. — Где же я ошибся? Как можно быть одновременно счастливым и несчастным? Победителем и проигравшим? Ничего не понимаю…

Наше время

Быстрые шаги за моей спиной. Шаги, переходящие в тяжелый топот. Мне опять, уже в который раз, снился странный сон: я в легком струящемся платье и летних босоножках стремительно убегала по темной аллее, а за мной кто-то гнался следом. Я точно знала, что он, этот безликий некто, кричит, зовет меня в ночи, но вот имени, что произносил, как ни старалась, расслышать не могла.

Я убегала от этой темной фигуры, мчалась изо всех сил прочь в липкую тьму. В этом месте после перекрестка в меня всегда больно врезалось что-то огромное, и я бесконечно долго падала-падала-падала на землю, через мгновение ощущая холодный асфальт под щекой…

— Мисс Доусон, — разбудил меня скрипучий голос сто раз перепроверенной спецслужбами горничной. — Пора вставать, если хотите успеть на все встречи.

Я медленно открыла глаза и обвела взглядом унылую безликую спальню. Ну вот. Начался еще один напряженный трудовой день.

И хотя я в принципе не хотела ничего, кроме пары дополнительных часов сна, тренированный мозг уже приступил к своей ежеутренней загрузке, сканируя доступную информацию и размещая ее по ячейкам памяти.

Итак, меня зовут Джейн Доусон. Это для публики. И «объект Ди» — для всего остального мира. Поясню: остальной мир — это спецслужбы, секретные службы и сверхсекретные службы, которые презирают первые две категории, но ничем особым от них не отличаются. Кстати, в каком качестве я представлена президенту и его советникам — не знаю. Если честно, просто не интересовалась. Это последнее, что меня волнует на данный отрезок времени.

Вот что меня действительно беспокоит — это полнейшая безэмоциональность. Я, как оказалось, совершенно неспособна испытывать хоть какие-то чувства. Вообще. Но намереваюсь это исправить, начиная с сегодняшнего дня. Потому что у меня состоялся весьма странный разговор с одним из советников президента.

Вчера

— Мисс Доусон, — спросил меня советник по государственной безопасности, разглядывая из-под насупленных кустистых седых бровей, — вам действительно абсолютно безразлично, когда вы озвучиваете количество жертв, которые может повлечь за собой то или иное решение? Или вас так хорошо натренировали?

— Если вы читали мое досье, мистер Кречет, — равнодушно ответила я на этот выпад, — то вы уже знаете, что я не дружу с эмоциями. Проще говоря, у меня их просто нет. Есть факты и прогнозы — а чувства, с ними связанные, для меня невозможны и совершенно неуместны.

— Но это как-то неправильно, — сложил пальцы домиком советник, глядя на меня исподлобья и пожевывая седой ус. — Как можно так сухо прогнозировать человеческие жизни? Вы же не машина, мисс Доусон.

— Иногда я в этом сомневаюсь, сэр, — пробормотала я, испытывая странное ощущение неловкости. Как будто он пытался вскрыть мой мозг и посмотреть на него изнутри.

— В вашем досье написано, мэм, — не отставал от меня мистер Кречет, — что вы способны просчитать со стопроцентной вероятностью любую проблему и выдать несколько путей ее решения. Но я, — он подчеркнул «я» интонацией, — сомневаюсь, что мы можем использовать ваши рекомендации, если они сделаны без учета человеческого фактора. — Он поднялся. — Простите, мисс Доусон, но я буду ставить вопрос ребром о вашей непригодности для этой работы. Потому что то же самое нам может просчитать и компьютер. Но компьютер, как и вы, безэмоционален — а следовательно, не человек.

— Как вам будет угодно, — кивнула я холодно советнику и покинула кабинет в сопровождении агентов охраны, размышляя над словами высшего чиновника. Во мне зародились сомнения, если так правильно назвать сосущее чувство неуверенности в своей правоте. Может, это начало постижения новой для меня отрасли науки — человеческих эмоций и чувств?

Почему я такая — не знает никто. Почему действую и живу, как хорошо запрограммированный робот? Интересный вопрос или, скорее, загадка века. Чувства умерли во мне, не родившись, или я не способна их воспроизводить?

— Мне нужны ДВД-проигрыватель и диски во всеми романтическими или остроэмоциональными фильмами, — бросила я агентам, открывая дверь в свой гостиничный номер. — Срочно!

— Что вы подразумеваете под «романтическими или остроэмоциональными»? — полюбопытствовал один из моих безликих теней.

— Все, что может вызвать слезы и затронуть душу, — отрезала я, скрываясь внутри. Для особо «продвинутых» пояснила: — Чем больше слез и соплей, тем лучше!