Инна Живетьева - Орлиная гора

Несколько раз заезжали купцы, из тех, что не чураются самых маленьких деревенек и самого дешевого товара. Радовались, что в Семи Башнях появились хозяева, устраивались на ночь и поутру отбывали. Марк почти не замечал их.

Впрочем, один купец, Варсафий Некка, запомнился княжичу. Небольшой обоз прибыл под вечер, и крепкий бородатый мужчина с пистолетом за поясом попросил ночлега. Марк равнодушно велел открыть ворота. Купец мгновенно окинул взглядом двор, по-хозяйски тронул железную решетку, покачал головой: подновить пора. С зародившимся любопытством и завистью Марк следил за его действиями. Кажется, это путник из тех, кто всегда чувствует себя на своем месте. Остановится на ночь в бедном трактире или в крепости – все едино, забросит судьба ночью в лес – и там обживется. Ирония Создателя: княжич, наследник великолепного замка, в Семи Башнях служит по личному приказу короля, а кажется, что нет ему места на земле, того, которое бы занял по праву. А этому перекати-полю весь мир – дом.

После ужина купец присоединился к капитану и княжичу. Тянул руки к огню, словно хотел подкопить тепла перед снежным Ладдаром, смешно почесывал бороду. Потом пододвинул ногой столик поближе, устроился чистить пистолет. Купеческое дело рисковое, тем более пойдет Некка нетореной дорогой – торопится попасть к морю. Журчал говорок с характерным для жителей Вольного союза звонким произношением – чем еще мог отплатить путник за приют, как не хорошим рассказом. Слушал Марк, и возникала перед глазами синяя гладь, исчерченная белыми бурунчиками. Княжич никогда не видел моря и только пытался представить блестящие черные спины умных зверей, живущих в воде. Хрупкие кораллы казались похожими на застывшие по зиме ветки рябины, рокот прибоя – шумом разливающейся по весне реки. Как хотел Марк увидеть на самом деле волны высотой с крепостную стену и разлившееся под ногами небо – черную гладь, в которой отражаются звезды! Услышать белых птиц, плачущих по всем погибшим морякам. Правда, ехидные языки утверждают, что затесываются порой меж ними скандальные бабы, проклинающие не желающих сидеть дома мужей. Попробовать горько-соленую воду и бросить с обрыва монетку – дар духу-хранителю моря Нельпе, чтобы был он милостив ко всем, отдающимся под его власть. Понюхать, как пахнут сети, вытащенные из моря и растянутые вдоль берега на специально воткнутых в песок палках. Ступить на палубу, отдать приказ поднять паруса, самому положить руки на штурвал и повести корабль к горизонту. Не уходить с мостика, пока не исчезнет полоска берега и не накроет мир черным ковшом ночи. Тогда поднимутся из глубин светящиеся рыбы, а если повезет (или не повезет?), то можно услышать серебряный смех дочери Нельпы – прекрасной Нелеи – женщины с рыбьим хвостом, с густой гривой синих волос и бездонными зелеными глазами. Только нужно быть осторожным: проказливая Нелея любит плыть впереди корабля, заманивая мореплавателей на подводные скалы. Если пойти на зов ее, то не будет спасения. Ринется вода в пробитое днище, утягивая корабль на дно. А Нелея будет кружить вокруг моряков, выбирая, кто ей сегодня люб. Найдет, обнимет холодными руками, поцелует в губы. Скажет: «Ты мой!» – и свет померкнет для ее избранника. А днем нужно внимательно оглядывать горизонт: не появится ли парусник под черным флагом. Корабли у пиратов быстроходнее купеческих, не уйти. Готовься к бою, заряжай пушки. Сумеешь, так не подпустишь близко. Нет – полетят железные «кошки», скрипнут борта. Пистолет и шпага решат, кого примет на дне Нельпа. И так день за днем, пока не увидишь чужую землю, такую похожую и непохожую на родную.

Несколько ночей после отъезда Варсафия видел во сне Марк не седую прядку в маминых волосах и не окровавленное лицо капитана Олега, а крутобокие корабли под белыми парусами. Создатель, если нет ему места на земле, то, может быть, найдется в море?

Капитан Николас вырезал морского зверя из березовой ветки, и княжич попросил фигурку на память. Теперь, сидя у камина, он опускал иногда руку в карман и гладил спинку с крутым плавником.

Сонное оцепенение прервал гонец, появившийся в последнюю неделю Орешника. Тревога влетела в открытую дверь вместе с ветром, вошла с топотом подкованных сапог лейтенанта в коричневом мундире. Посланец был простужен и еле сдерживался, чтобы не чихнуть; его глаза слезились, а нос распух и покраснел. Вид его так не вязался с тем известием, которое с обмиранием ждал Марк, что княжич успокоенно опустился в кресло, качнулся ближе к огню, отогреваясь от приступа страха. Гонец неловко потоптался и протянул сверток. Марк спрятал руки за спину, и тогда лейтенант развернул сам. Повис в руке перехваченный черной лентой пепельный штандарт с гербом-Лаской. Княгиня Тания Крох, урожденная Лесс, умерла.

С того дня сидеть у камина стало невыносимо, ненависть и боль искали выход. Оказалось, проще всего их выплеснуть со шпагой в руке. Марк всегда фехтовал хорошо, и теперь заполнял тренировками бесконечные дни. Капитан Николас оказался великолепным бойцом и отличным наставником. Радуясь, что подопечный хоть к чему-то проявляет интерес, он был готов заниматься с княжичем хоть до заката. С каждым движением шпаги отходила тоска, и жизнь обретала краски. Азарт, жажда победы, восхищение наставником – бледные тени прежних чувств, но и они кружили Марку голову, как пьянит вино после долгого голода. Пел воздух под клинком, намокала от пота рубаха, поблескивали весело глаза противника – и княжич ненадолго становился прежним. Тем, кем был, пока его Крох не сломал. Побочным результатом стало то, что Марк фехтовал все лучше и лучше, и Николос признал, что ученик намного превзошел учителя.

А когда зима окончательно пришла в Семь Башен, Марк обрел отца.

…Вечер уже залил окна синевой, и умер еще один день. Перед сном княжич вытащил старые карты, привезенные из дома. Раскинул на полу, нашел Дарр и Северный Зуб. Ладонь скользила по пергаменту, разглаживая, пока не коснулась пометок, сделанных капитаном Олегом. Да, они вместе отмечали на карте места сражений, в которых отличился прапрадед-Крох. Марк чуть усмехнулся: вместе с отцом он лишился и всех остальных предков. Создатель, а ведь Олег знал правду, когда рассказывал воспитаннику семейные предания Крохов.

Княжич растянулся на карте, прикрыл ладонью пометки. Воспоминания пришли сразу: Олег учит седлать коня, читает вслух хронику рода Лиса, показывает, как правильно метать нож, и страхует, когда Марк впервые пытается переплыть реку. «Он очень любил меня», – родилось как откровение. Ведь даже когда умирал, Олег смотрел только на Марка. Княжич продолжал лежать на карте, постеленной на холодном полу, но ему стало жарко. Что ж, он байстрюк, да. Но была мама, которая любила его самого и его отца. И был отец. Марк расстегнул верхнюю пуговицу мундира, потер горло. У него был хороший отец. Настоящий офицер.