Евгения Федорова - Жертвы времени (СИ)

Из узкого переулка, в котором не прошла бы повозка, неожиданно для меня выскочили дети. Четверо мальчиков и девочка, все не старше восьми. Девочка была самой младшей, наверное, лет шести. Дети носили одежду из легкой желтой ткани, какую приятно одеть в самый жаркий солнечный день, у всех были игрушечные деревянные мечи, и ребятня громко и заразительно смеялась, обмениваясь ударами. Вокруг меня они разыграли целое представление, изображая жестокую баталию, то, используя меня, как прикрытие, то, вдруг, отталкивая с дороги. Хмурое настроение, навеянное встречей с надсмотрщиком, и легкое раздражение от неуважительного обращения было сметено их весельем. Так ловко они управлялись с мечами, выточенными из цельных кусков дерева и обмотанных широкими лентами кожи, что в душе моей родилась легкая зависть.

Я поймал одного из мальчиков постарше за рукав, когда тот проскальзывал мимо, увернувшись от очередного удара.

— Что? — я увидел в его глазах легкий испуг и обиду на то, что помешал игре.

— Помоги разобраться в том, что здесь происходит? — попросил я.

Дети затихли, застыли в напряженных позах, готовые в любой момент убежать. Мальчик, которого я остановил, оглядел меня с головы до ног, его взгляд задержался на ленте Мастера, и он тут же кивнул, протянув мне руку, сложенную лодочкой. В ожидании платы, он смотрел на меня, но чем я мог расплатиться? Ничего не осталось, даже часы пропали. Из моих вещей маги не забрали только простое золотое кольцо, которое перешло мне от отца. И на том спасибо, что оставили хоть какую-то память о прошлой жизни…

Я растерянно развел руками, давая понять, что мне нечего дать. Он, в свою очередь, кивнул понимающе и тоже развел руками. Нет платы, нет сделки. Что ж, справедливо.

Мальчик отошел в сторону, но игра больше не ладилось. Дети сгрудились и с интересом наблюдали за мной, девочка не нашла ничего лучше, как начать строить рожи. Ее поддержали другие. Я потер лицо и хмыкнул, мальчик сделал то же самое. Чтобы не видеть издевательства, я отвернулся, задумавшись о том, кто мог меня брить во время болезни. На моем лице сейчас была легкая щетина — всего несколько дней. При первой же возможности надо будет привести себя в порядок.

Я двинулся дальше вниз по улице, и детишки крадучись последовали за мной. Стараясь не обращать на них внимания, я с деланным интересом разглядывал высокие здания, наблюдал за жизнью, что ровно текла в этом городе. Она казалась все более странной. Так много находилось различий между той, сложной жизнью, к которой я привык, и этим плавным течением простого быта. Никаких технологий, никаких механизмов.

Я слышал раньше о подобных веяниях. Ближе к природе, ближе к сущности. Некоторые сознательно отказывались от благ цивилизации, основывали коммуны, старались обособиться и выживать за собственный счет. Мне казалось, они просто своеобразно сходят с ума, но в современном обществе этика невмешательства и отчуждения вполне оправдывала подобное поведение. Главный закон настоящего: не мешай съезжать с катушек другим, какое твое дело? Ну, как-то так.

Вдоль улицы то тут, то там попадались маленькие лавочки, над которыми висели деревянные, расписанные краской вывески. Названия лавочек и красочные картины не оставляли сомнений. Вот здесь выпекают хлеб, и одуряющий запах растекается теплыми ароматными волнами вдоль мостовой. У стены под навесом неразгруженная повозка с серыми мешками, на горловинах выбившаяся белым налетом мука.

Здесь пошив одежды, и за стеклом стоят деревянные манекены. На женской кукле платье из зеленого шелка с глубоким вырезом, на мужской — только куртка. Портной стоит у манекена, держа в руках линейку, и о чем-то размышляет.

Вот это да! Я даже не заметил, как придвинулся к мутноватому стеклу. Оружейный магазин! На стенах от пола до потолка в специальных крепежах висят арбалеты и луки. На высоких стойках рядами лежат мечи в ножнах. Из больших широких корзин торчат разноцветные оперения стрел.

Какое разнообразие! Постояв, я так и не решился зайти внутрь, вздохнул и пошел дальше. Местные же люди без стеснения заходили в многочисленные лавочки, весело разговаривали с хозяевами и мастерами, покупали нужный товар, благодарили, обмениваясь рукопожатиями или даже обнимаясь, после чего уходили…

На крыльце дома, мимо которой я проходил, стояла женщина с веником. Она распрямилась, посмотрела на меня и снова принялась тщательно подметать ступеньки…

Одетый в серое понурый человек остервенело мел заваленный сором угол…

Постепенно я осмелел и остановился у одной из лавочек. У входа под кирпичного цвета вывеской, на которой был изображен кувшин на гончарном круге, сидел старый человек в перепачканном красной глиной кожаном фартуке. Перед ним стоял станок с педалью, которая крутила железный круг с неоформленным куском глины. Гончар не трогал его, лишь пристально смотрел на ком перед собой. Вокруг, прячась в тени навеса, натянутого от лавки, стояли, подсыхая, горшки и вазы, кувшины, тарелки и миски различной формы. Когда я остановился, чтобы посмотреть на работу, гончар повернулся и коротко взглянул на меня. Потом опустил седую голову, и его неимоверно тонкие пальцы тронули глину. Они потянули ее вверх, и я видел, как под пальцами глина послушно обретает форму, как раскрываются края чаши. Потом гончар вдруг заставил широкие края загнуться внутрь подобно нераскрывшемуся бутону.

Дети потешались за моей спиной, показывая пальцем и передразнивая мое внимание, но я лишь едва заметно улыбался. Работа гончара завораживала.

— Вот, — сказал старик внезапно. — Эту чашу я сделал для тебя. Конечно, это не обязательная для хозяйства вещь, но мне хотелось сделать что-то для тебя. Она подсохнет, ее обожгут и завтра, если придешь, получишь ее в подарок. Никакой платы, ведь я не знаю тебя.

Гончар остановил круг и поднял на меня взгляд. Он был слеп. Подернутые белой пленкой глаза были глазами слепца, но в них отражалась удивительная ясность.

Гончар аккуратно поднял чашу, стараясь не помять ее тонкие бока.

— Приходи завтра.

Я кивнул. Старик повернулся и, не касаясь руками стен, как это часто делают слепые люди, исчез в прохладном полумраке лавочки. Я подумал, что даже не успел его поблагодарить. Детский смех из-за спины заставил меня двинуться дальше.

— Ох, и не надоело вам? — пробормотал я, выходя из-за поворота и неуверенно останавливаясь.

Но им не надоело, они только начинали веселиться, найдя себе новую забаву. Когда я замер, кто-то из детей посмелее подскочил ко мне. Мальчишка хотел лишь потешить остальных и покрасоваться перед другими, для чего ловко поддел деревянным мечом мое колено. От толчка нога подломилась, и чтобы позорно не растянуться на камнях, я ухватился за стену. Пальцы скользнули по шероховатому камню…