Евгения Федорова - Жертвы времени (СИ)

В лавку я ворвался чуть ли не бегом, с облегчением зажмурившись в ее приятном полумраке. Привыкнув в сумраку, огляделся. Искусство гончара завораживало. Тончайшие, изысканные глиняные формы дополнялись тонкой росписью. Местами простая, часто она приобретала характерную для роскоши яркость, но ничуть не выглядела вульгарно или безвкусно.

Здесь были не только расписанные вручную элементы посуды, но и горшки для цветов, утонченные статуэтки и картины. Картин было всего две и изображали они природу. Одна картина казалась на первый взгляд бесцветной, выполненная водянистыми, размытыми красками, блеклыми, но с тем удивительно мягкими. На ней мрачнели, объятые туманом, дальние горы, и вечерняя дымка размывала их очертания, искажая, придавая загадочность далеким пикам. Выше тумана горные кряжи врывались в хмурое небо, и одну из вершин венчал огромный дракон, придавая пейзажу нереальность. Эта картина напомнила мне увиденное за перевалом Илень.

Второе полотно было полной противоположностью первому: колокольчик в траве, словно художник раздвинул руками ее стебли и пролил свет на это маленькое создание. Картина была проста и прелестна.

На горшках в основном изображалась растительные орнаменты, вода, зелень или плоды, но столь умело, что порой казалось, будто к горшку прилип кленовый листок, или из него выступает румяное яблоко.

— Ах, вот ты и пришел, — из темного проема, уводящего вглубь лавки, вышел хозяин. — Тут прохладнее, чем на улице, да?

— Точно, — согласился я.

— Мне повезло, что печь тоже находится на улице под навесом!

— Скажите, кто это рисует? — я указал на картину и, сообразив, что гончар слеп, добавил: — Росписи на керамике и эти картины.

— Тебе нравится? Она прекрасно рисует, моя дочь, правда? Когда я еще мог видеть, я уже знал, что она будет рисовать. Я леплю, а она рисует. Она мне очень помогает. Подожди.

Он поднял тонкий палец, давая мне понять, что сейчас вернется, и ушел обратно в дальнюю комнату. Когда гончар вернулся, за его спиной колыхнулась какая-то тень. Наверное, над косяком крепилось полотнище, закрывавшее проем.

В руках гончар держал чашу, которую сделал для меня, его дочь успела нанести под глазурь приятный синий и черный ромбический рисунок.

— Вот, — он протянул мне подарок, пристально глядя, будто ожидая каких-то эмоций. — Если нужно, можешь взять что хочешь.

— Я видел, как вы сделали эту чашу, — отказался я, — легко, у меня на глазах, и тем она ценнее того, что я могу взять.

Я повернулся к свету, разглядывая подарок, но внимание мое привлек каскад каштановых прямых волос, который колыхнулся за краем двери и исчез. Художница, дочь гончара была там. Она стояла, желая, чтобы ее не заметили и, когда я опускал взгляд, тайком наблюдала за мной. Мне ужасно захотелось увидеть ее, но гончар уже повернулся, чтобы уйти.

— Спасибо, — растерянно сказал я. — Ваша дочь прекрасно рисует.

Выйдя из лавки, я задумчиво пошел вверх по улице, а потом обернулся, заметив, как тонкая фигурка тенью скользнула в сторону и слилась с полумраком помещения.

— Не все ли равно, как выглядит художник? — тихо спросил Мастер, оказавшийся рядом. Он отстранился от стены прямо рядом с моим плечом. Я вздрогнул и посмотрел на него. — Важно ведь то, что выходит из-под его рук?

— Человек, который выливает из себя по капле прекрасное, является родником, прикоснуться к которому — большая удача. Я бы попросил у нее краски…

— Ты рисуешь? — полюбопытствовал маг.

— Немного. Ладно, еще успеется, вон, что гончар для меня сделал.

— Будешь пить из нее вино и думать о прекрасном, — подмигнул Мастер.

— Непременно. Дори Мастер, раз уж вы тут, не поможете ли мне раздобыть подходящую обувь?

У дверей моей комнаты возникла неловкая пауза, но Мастер не спешил уходить, и я позвал его зайти.

— Устал? — спросил он.

— Меньше, чем мог ожидать, но мне кажется, я перегрелся на солнце. Лучше приму ванну и лягу спать.

— Так бывает с непривычки, — согласился маг. — И ты снова прав, день оказался жарким, не лишним было бы покрыть голову или уйти в старый сад. Хотя, после всего того, что ты там вытворял, думаешь, я поверю, что тебя никто не обучал? Выходит, ты солгал, когда уверял, что Шива не занимался тобой?

— Он и не занимался, — резко ответил я. Во-первых, не люблю, когда меня называют лжецом, во-вторых, без этого меча я не был бы и на десятую долю так хорош, как вышло.

— У меня был друг, обучающий людей искусству владения собственным телом. Мы иногда коротали вечера.

Маг покачал головой, будто я его разочаровал, потом протянул руку:

— Это ключ от замка в твоей двери.

Я оглянулся. В мое отсутствие кто-то врезал в дверь крупный замок, а я и не заметил. Вот невежда!

— Послушай, а что если я запрусь, а кто-то проникнет ко мне через окно? Как же тогда мне смогут помочь?

— Если потребуется, — Мастер зловеще улыбнулся, — мы вынесем дверь вместе с куском стены.

— И еще… — я запнулся, поняв, что забыл то, о чем хотел спросить.

— Что?

Я покачал головой.

— Ничего, не помню, наверное… это не важно.

Я наконец сел в кресло. Затянуться сигаретой оказалось высшей степенью блаженства.

— Тогда вспоминай, у тебя будет еще возможность спросить, я зайду позже.

Мастер ушел, а я сидел и курил. Внимание мое привлек кувшин с красным вином. Самое время обновить подарок. Я аккуратно подвинул чашу к кувшину и наполнил ее густым напитком, но не пригубил, немного отодвинул и задумался.

То, что я вытворял.

Это было выше моего понимания, те умения, которые я обретал, прикасаясь к чужому оружию. Более всего страшило то, что я не знал, какую плату приходится отдавать за право прикоснуться и усвоить чужие знания. Быть может, эти попытки сжигают меня изнутри, убивают, открывая новые кровотечения? С другой стороны, в этот раз оно было совсем слабым.

Я потянулся с кресла, готовый встать и дотронуться до стены, готовый выдержать, пережить тот ужас, что охватывал меня при прикосновении к катастрофе, готовый досмотреть все до самого конца, но одно мое неосторожное движение, и чаша упала набок. Красная жидкость выплеснулась из нее, потекла по столу, закапала на пол. Я вздрогнул, повернул голову, глядя, как струйки стекают на пол и там скапливаются в лужицу. Наваждение какое-то!

Когда я поднял упавшую на бок чашу, в изгибе ее стенки еще осталось немного вина. Решительно допив его — всего лишь маленький глоток — я пошел мыться.

— Что думаешь, Мастер? — спросил Оружейник, поднимаясь на внутреннюю стену. Он безошибочно нашел мага в его излюбленном месте над старым фруктовым садом.

Небо пылало закатными красками, облака, размытые ветром, будто охватил огонь. Тяжелый круг солнца медленно опускался в дымку, затянувшую горы.