Ирина Михайлюк - Заповеди Леси

К тому же я мечтала узнать хотя бы часть правды.

К черту осторожность. Я должна рискнуть.

В доме никого не было, и я бесцельно шныряла по большим комнатам. Изучала этот удивительный склеп.

Пару раз брала мобильник в руки, набирала номер мамы. Но связи здесь действительно не было. Будто мы провалились в другой мир.

Я зашла в комнату бабушки, хотя знала, что это не вежливо. Но мне было интересно, какова жизнь моих родственников.

Нас ни разу не приглашал зайти сюда. Значило ли это, что там было то, что мы не должны видеть?

Нет, совсем нет. Некоторые люди считают свою спальню чем-то личным, и им неприятно, когда там находятся посторонние.

Но, тем не менее, я, наверное, нарушила тысячу правил этикета и зашла в комнату.

Она была просторной и мрачной. И холодной. Старый комод из красного дерева и большая кровать. Огромной зеркало в посеребрённой раме прислонено к стене. На комоде стояла фотография в рамке. Я подошла ближе. На чёрно-белой фотографии запечатлены две улыбающиеся девушки. Они были немного похожи друг на друга: улыбками, чертами лица. Только одна немного старше другой. И в той, что старше я признала свою бабушку.

Но кто же та вторая девушка? Сестра? Или другая родственница?

Мама никогда не говорила о том, что у бабушки есть (была) сестра.

Я вышла из комнаты с чувством пустоты. Клубок мыслей роился в моей голове, но ни одна из них не могла обрести ясной формы.

— Расскажи мне о нашей семье, — бабушка готовила ужин, а я помогала ей.

Я заметила, как она напряглась, всего на мгновение замерла.

— Что ты хочешь знать? — голос её звучал спокойно. Но моя просьба чем-то напугала её, либо обратила назад, в прошлое, причем не очень приятное.

— Мне интересно узнать, что-нибудь о нашей семье, о моём отце, есть ли у нас ещё родственники? — мама никогда не говорила бабушке, что я приёмная дочь. Однако Рома тоже ничего не знал о своём отце. Мама не любил о нём вспо-минать.

— Твой отец… Я не знала его, твоя мать забеременела после того, как сбе-жала.

— Отчего она сбежала? — я придвинулась ближе, всё внутри меня предвку-шало раскрытие очередной семейной тайны, но ответ моей бабушки был доста-точно прост.

— От самой себя, от этого места. Она не хотела навсегда застрять в де-ревни. В месте, где нет никаких перспектив. Ты спрашиваешь про других родст-венников. У нас их нет. У меня была младшая сестра, но она умерла, очень давно, — я видела, как больно ей это говорить. Как в глазах её появились тени грусти, — впрочем, это было очень давно.

Она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла вымученной.

Ночью мне приснился удивительный сон, так сильно похожий на реаль-ность.

Я проснулась от лёгкого шороха. Я никогда не закрывала окно полностью, и прохлада прокралась в комнату.

В темноте я увидела чью-то фигуру, неожиданно оказавшуюся рядом со мной. Сумрак ночи скрывал от меня лицо незваного гостя.

Я хотела закричать, но незнакомец зажал мне рот ладонью.

— Это я, не бойся, — это совсем меня не успокоило. Напротив, я начала вол-новаться ещё сильнее. Но потом отчего-то решила, что всё происходящее всего лишь сон.

Эрик понял, что я успокоилась, и убрал руку.

— Что ты здесь делаешь? Это мой сон, — прошептала я, внимательно рас-сматривая Эрика. Во сне можно себе это позволить. Во сне ничего не страшно.

— И почему же я не могу быть в твоём сне?

— Тебя и так слишком много в реальности. Общество здесь не слишком разнообразно.

Мой ответ позабавил его. Он ухмыльнулся (до чего самодовольна была его ухмылка!) и погладил меня по голове. Я невольно сравнила, как совсем недавно Рома сделал то же самое. Но прикосновения моего брата были направлены на то, чтобы успокоить меня. А прикосновения Эрика на то, чтобы показать его власть.

Он склонился надо мной. Я чувствовала его дыхание на щеке.

— Прости меня, Злата, но я не могу больше ждать, — с этими словами его губы коснулись моей шеи. Острые клыки поцарапали кожу.

Я закрыла глаза в предвкушении чего-то. Силы покидали меня. И, в конце концов, я уснула, ощущая на своём теле его сильные руки. Меня затянуло в омут. Но разве можно уснуть во сне?

Жажда росла в нём с каждой минутой. Так сильно хотеть крови нельзя. Нельзя так желать. Он сходил с ума, не находил себе места.

В его горло словно лили расплавленное железо. Ему было больно, и хоте-лось кричать в голос от этого. Никогда прежде он не терял рассудок, но теперь Эрик оказался в опасной близости от черты. Перешагнув эту черту, он уже нико-гда не сможет вернуться назад.

Он прожил долгую жизнь, но всегда мог контролировать жажду. Конечно, он убивал, много убивал. Но жажда крови почти никогда не побеждала в нём.

Злату убивать нельзя, он знал это. Если верить пророчеству, то она может помочь.

Но пророчества всегда туманны. И Злата может оказаться не той единст-венной спасительницей.

Тем более Ярослав сделает всё, чтобы помешать ей. Ему не нужно спасе-ние, ему нужна она.

Ещё одна одинокая душа, не стремящаяся разрушить проклятие. Потому что он жил с ним всю жизнь, он не знал, что может быть иначе.

Жажда, любовь, кровь, родственные узы…

Как разобраться во всей этой путанице, если нет никакого способа прове-рить?

Быть может, стоит испить её крови?

Один укус, но можно ли будет остановиться? Как не сойти у ума, вкусив её крови?

И боль. Разве можно причинить Злате боль? Разве можно причинить боль настолько невинному существу? Он не желал этого. Стоило вспомнить, как трога-тельно она заботилась о нём, несмотря на то, что каждый раз, когда он прибли-жался к Злате, в её душе вспыхивал гнев. Это не то, чувство, что он хотел вызвать в ней, но только оно пока было возможно.

Эрик хотел, чтобы Злата доверяла ему. Бесконечно. Возможно, он хотел её дружбы. Он хотел прикоснуться к тому свету, что таила её душа, чтобы отчасти смыть ту тьму, что всегда присутствовала в нём.

Он хотел поверить в то, что не все люди жестоки, что не все они про-дажны.

— Как же ты сейчас жалок, — Ярослав всегда любил появляться неожи-данно.

— Шёл бы ты отсюда к чёртовой матери, — Эрику вовсе не хотелось воевать со своим вожаком.

— Эрик, ты стал почти что человеком. Снова вспоминаешь, какого это — чувствовать?

— Не твоё дело. Убирайся! — для Ярослава это всего лишь игра. Ему нрави-лось издеваться над другими. Тем более Эрик помешал его планам.

— Ладно, как скажешь, человек, — в его устах последнее слово прозвучало, как ругательство, — но знай, что Злата всё равно уйдёт со мной.

— Я так не думаю, — Эрик обернулся, ему удалось подавить гнев, — знаешь, чем всё закончится? Злата снимет проклятие, тогда я убью тебя, стая будет моей, а если наша милая спасительница будет жива, то она станет моей рабыней. Как тебе такой исход?