Марьяна Сурикова - Практика жизни

Я быстро надела кольцо на палец, сжала ладонь и закрыла глаза:

— Амир, пожалуйста, помоги. Я в городской тюрьме.

Я повторила призыв несколько раз, чтобы он наверняка услышал, а потом оторвала клочок бумаги и, нацарапав несколько слов для Тени, затолкала записку в шарик. Подойдя к противоположной стене, встала на носочки, вытянулась насколько могла вверх и бросила шарик сквозь прутья на улицу.

Хоть кто-то из них двоих должен помочь.

Не желая наводить охранника на подозрения, я аккуратно подровняла у листочка края, потом написала на нем: «Уважаемый господин Мейс (именно это имя было отпечатано на карточке из сумки Энн), внесите, пожалуйста, залог за мое освобождение в городскую тюрьму». Приписала ниже выдуманные инициалы и фамилию и, подозвав старичка, всучила письмо ему. Охранник тут же развернул лист, прочитал послание, забрал у меня карточку и вышел за дверь.

Я вернулась на скамью, взяла кружку с водой и сделала небольшой глоток. Из-за волнения в горле совсем пересохло. Вода имела странный, не слишком приятный привкус, и я отставила кружку в сторону. С улицы через окно доносился шум проезжающих повозок, голоса спешащих домой людей, лай собак. Наверное, потрясения последнего дня повлияли и на мое состояние. Я ощутила какую-то болезненную слабость в теле, пришлось даже прилечь на неудобную скамью. Ощущение было странное, я почти не могла пошевелить рукой или повернуть голову. С чего вдруг такой упадок сил? Ответ на этот вопрос, я получила прежде, чем успела сама додуматься до него. В замке заскрипел ключ, а в камеру шагнул довольный начальник.

— Иди-ка пока из комнаты, да камеру не запирай, она не сбежит.

В ответ раздалось мычание старика-охранника, а начальник приблизился ко мне. Его мерзкая улыбка была последним, что я увидела прежде, чем налившиеся тяжестью веки закрыли глаза.

— Выпила моей водички? Молодец. А сейчас развлечемся немного. Редко мне такие чистенькие воровки попадаются. Все больше грязные, вонючие, даже подходить противно. А ты смазливая. Кожа белая, и изо рта не смердит.

Толстяк навалился на меня всем телом и присосался ко рту слюнявыми губами. Меня страшно замутило, и я бы только порадовалась, если б желудок сейчас вывернуло наизнанку прямо на мерзкого насильника. Но в этот миг похотливый толстяк выпустил мои губы и вцепился руками в плотный ворот платья, разрывая его. Я хотела сопротивляться, но тело будто парализовало, даже глаз не могла открыть, только чувствовала все, что он делал. Начальник рванул ворот, открывая тонкую сорочку, которую я носила под платьем.

— Что тут у нас? — удивился он, впервые увидев на девушке из трущоб дорогое нижнее белье. Он даже погладил тонкий шелк ладонью, но коснулся груди, и я услышала мерзкое причмокивание. Толстяк схватился рукой за сорочку, когда вдруг скрипнула дверь. Неужели старик-охранник все же решил помочь? Я ошиблась, это оказался не охранник. В следующий миг ощутила небывалую легкость, исчезла давящая тяжесть, раздался сдавленный хрип начальника, глухой удар о стену и звук рухнувшего на пол тела.

— Мразь! — послышался полный ярости голос Амира, звук еще одного удара, а потом меня подняли на руки и крепко прижали к такой знакомой и надежной груди.

Железная дверь стукнула о стену, и сердце вновь радостно встрепенулось.

— Что он с ней сделал? — с тревогой спросил Эди.

— Опоил.

— Вот скотина. А больше…

— Не успел.

— Ты его прикончил?

— Приложил головой о стену.

— До крови размозжил, так и надо подонку! Думаешь, сдох?

— Такая падаль живучей таракана. У нас мало времени. Пора уходить, пока охрана не набежала. И открой все камеры, пусть уносят ноги, сложнее будет отыскать виновных.

— Уже сделал. Там одна женщина возле двери встала, идти не желает.

Я почувствовала, как Амир двинулся на выход, и услышала голос Энн:

— Что вы с ней сделаете?

— Доставим в безопасное место, подальше отсюда.

— Позаботитесь о ней?

Наверное, Амир кивнул, потому что раздался шорох быстрых шагов и негромкий стон Теда. Думаю, Энн побежала к брату и выволокла из камеры на себе. На душе сразу стало легче. Слава духам, они выбрались отсюда.

Я чувствовала, как меня несут, затем свежий прохладный ветер коснулся лица, а потом Амир сел куда-то, кажется, в карету. Ректор устроил меня на коленях, хлопнула дверца, и экипаж покатил по дороге.

— Амир, не сжимай ее так, задушишь. И расслабься уже, в этих масках нас не могли узнать, а из охраны видел только тот, который у дверей стоял. Повезло, что префект взбесился и выслал остальных на поиски. Говорят, ночью Тень почистил его тайник. Вот они удивятся, когда недосчитаются нескольких заключенных.

— Эди, — Амир буквально выталкивал слова сквозь сжатые зубы, — я не об этом сейчас думаю.

— Да я понял уже, у тебя лицо такое… Не стискивай ты ее, сломаешь.

Амир тотчас же ослабил чересчур крепкую хватку.

— Отдай мне, я как-никак ее опекун.

— Весьма скверный.

— Вот не надо меня обвинять. Я не привык следить сразу за двумя молодыми девушками, особенно когда обе сбегают почти одновременно. Может, возьмешь под опеку хотя бы Летту?

Амир промолчал.

— Не надо на меня так смотреть. Нет так нет. Я не настаиваю. Только и обвинять меня во всех бедах не нужно.

— Никто не укоряет тебя в ее побеге, это моя вина. Я говорю лишь о том, что ты с ней и дальше не сможешь справляться.

— Ну а что я могу сделать? Неуправляемая совершенно, кровь играет, чувства разум затмевают. Ты всегда говорил, что человек волен сам принимать решения, вот она и приняла. Никто не мог знать, что Летка попадет в такую заварушку. Хорошо сигнал вовремя послала. Ты не кипятись, ладно? Я попробую с ней по-хорошему поговорить, когда очнется, и сразу размахивать бумагой об опекунстве не стану. Может, впредь сама не захочет сбегать.

Девушки стояли рядом с кроватью и перешептывались.

— Вернулась.

— Наконец-то!

Я ощутила легкое поглаживание по волосам.

— Посмотри, как похудела! А на руки, на руки взгляни!

— Что с руками?

— Мозоли!

— Не так громко, Мелинда, разбудишь, а Летке отдохнуть нужно. Вот же вредина какая! Мы из-за нее месяц покоя не знали.

— У нее отродясь мозолей не было. Кожа всегда ухоженная, гладкая. Ты сама знаешь, как она за собой следит. И всегда так было. Чуть свет поднимается, и ванна у нее, и упражнения, бальзамы и кремы разные, а сейчас…

Я ощутила ласковое прикосновение к ладони.

— Волосы будто потускнели, ногти поломаны, и перепачкалась вся.

— Да что с ней произошло за это время? Те двое ничего не рассказывают.

— Проснется, сама скажет. Давай спать ляжем, чтобы утро поскорее наступило.

— Ага, как я засну теперь? Все боюсь, что стоит от нее отвернуться, и она снова сбежит.