Эльвира Осетина - Наложница императора демонов

Мое возбуждение стало уходить и заменяться, на страх, похотливая кошка во мне недовольно зашипела и исчезла, и я уже хотела посмотреть на Сарида и попробовала привстать, но он руками придавил мои плечи к кровати

— Не двигайся.

Его голос был до странности тих и слишком спокоен, что очень разнилось с его недавним состоянием на грани взрыва.

— Сарид?

Я повернула голову в его сторону и немного попыталась приподняться вновь, хотя моя попытка не увенчалась успехом, так как связанные руки за спиной не давали мне этого сделать. От резко схлынувшего возбуждения, я вся задрожала, и мне стало до ужаса страшно, что он собрался делать?

Сарид приблизился к моему лицу и, посмотрев мне в глаза, начал так же спокойно и как-то безразлично говорить:

— Элла, послушай меня внимательно, и не вздумай перебивать. Ты ослушалась меня, и я тебя накажу, но поверь мне, я буду ОЧЕНЬ лоялен к тебе и по отношению к твоему ЕЩЕ одному глупому поступку. И я хочу, чтобы ты поняла, что сбежать от меня у тебя не только не получиться, но ты даже мысли подобной не должна допускать. Поэтому сейчас я сделаю десять ударов рукой, и ты должна считать каждый мой удар, и просить следующего, а затем встать передо мной на колени и попросить прощение. И если ты искренне досчитаешь до самого конца, а затем поблагодаришь меня за то, что я дал тебе возможность исправить свою вину, и так же искренне на коленях попросишь прощения и поклянешься, что больше никогда не посмеешь даже мысли допустить о том, чтобы сбежать, то так и быть твой глупый проступок будет прощен.

Я расширила глаза от ужаса и сказанного мне тихим спокойным голосом Сарида.

— Я понимаю, что для тебя это ново, и что мы еще ни разу с тобой не пробовали подобные наказания, но ведь согласись Элла, что твой поступок тянул на более жестокое наказание. Ведь ты практически совершила измену. Я просто вовремя это пресек.

Какая измена, о чем он? Это же абсурд какой-то!

— Сарид, о чем ты? Какая измена? Даже если бы я хотела от тебя уйти, даже если и так, хотя я понятия не имею, куда мне идти и что делать в этом незнакомом мире, но даже если и так. О какой измене ты мне толкуешь!?

— Элла, ты моя наложница, ты принадлежишь мне, моя собственность, рабыня, а по закону нашей империи рабыня попытавшаяся сбежать от своего хозяина, как минимум будет наказана физически своим хозяином, но если он пожелает, то она будет казнена, а её душа будет заключена в тело бесполого раба архзака.

С каждым его словом на душе становилось не просто холодно, там была настоящая Арктика. И это говорил мой Сэй? Тот, который провел в теле бесполого раба более пятисот лет? Нет, не может быть, Сэй не мог мне такого сказать!.. Или мог? И я просто не знала, какой он на самом деле? Я придумала себе другого Сэя, а он оказался вот таким?

— Но я пока не буду вменять тебе измену, заметь ПОКА, и ты будешь прощена. Но прощение свое нужно еще вымолить. Причем сделать это так, чтобы я поверил в твое искреннее раскаянье.

Я все еще смотрела в его глаза и ждала… чего? Чуда? Что все это не правда? Что это какой-то страшный сон?

— Элла, ты все поняла? Или тебе еще раз объяснить?

— Сарид, это не смешно… ты предлагаешь меня бить и я должна еще и считать и просить о каждом следующем ударе?

Не знаю, как я справилась с голосом и произнесла это так спокойно, но у меня все еще оставались какие-то надежды, вот я и решила переспросить и возможно все же вернуть моего Сэя?

— Элла, я и не смеюсь, я на полном серьезе. Если ты отказываешься, тогда я сейчас вставлю тебе кляп в рот, и ты получишь вместо десяти, двадцать ударов, а затем мы вернемся к нашему разговору, о том, чтобы тебе заслужить передо мной прощение.

Я с открытым ртом слушала весь тот бред, что нес Сарид, и пыталась сообразить, что вообще происходит? О чем он вообще сейчас говорит? Но мой мозг, как назло впал в какой-то ступор. Я просто не могла поверить, что Сэй способен, на то, что он мне говорил. Просто не могла, вот и молчала и с изумлением смотрела на него.

— Ну, так что? Мне вставлять кляп?

Я прикрыла рот и кивнула. Естественно все еще глупо надеясь, что Сарид сейчас отступиться и прекратит весь этот странный фарс, с моим наказанием. Но он не отступился и куда-то ушел. А затем вернулся, и я даже не сообразила, как он так резко двумя пальцами нажал на мою челюсть, и в мой уже открытый рот засунул мои же собственные трусики.

— Что ж, Элла, я тебя предупреждал.

И я ощутила первый хлесткий удар по моей попе, а затем второй и третий, и сильная обжигающая боль начала затапливать мой все еще удивленный разум, до меня стало доходить, что он не собирается останавливаться…

На пятом ударе я попыталась дернуться и повалиться на бок, избегая болезненных ощущений, но Сарид, тут же придержал меня за мои связанные руки, вздернул их вверх. Я услышала хруст и поняла, что теперь болит не только попа, но и оба плеча. А Сарид продолжил свои хлесткие удары. Он чередовал их, обжигая болью то одну то вторую ягодицу, и я уже не помню на каком ударе, но все же заскулила. Мой разум все еще сопротивлялся осознанию, того, что сейчас мне делал больно единственное любимое существо в этом мире. Да и во всей, пожалуй, жизни. Где-то примерно на семнадцатом ударе я заплакала. Слезы покатились ручьем из моих глаз. Но это были не слезы боли, это было осознание, осознание того, что то, кого я боготворила, кого безумно любила, сейчас приносил мне самую настоящую боль. И за что? За то, что не поверил? Это же так не справедливо!

Последние удары были самыми болезненными. Но физическая боль была не что по сравнению с душевной.

Когда он прекратил меня бить и вынул кляп, мой глупый разум все еще цеплялся за веру в то, что Сарид сейчас начнет извиняться передо мной, что он раскаялся и понял, что просто поступил так из-за того, что разозлился, однако я услышала совсем другое.

— Ну что Элла, теперь ты готова, считать удары и просить каждый следующий?

Его голос был до отвращения тих и спокоен. Он даже не запыхался, словно мы только что вели неспешную беседу за чашкой чая, а Сарид решил спросить: "Какая сегодня погода?".

— Элла, я не слышу тебя.

Он держал перед моими глазами в своих руках мои трусики, которые вытащил у меня изо рта и смотрел, ожидая чего? Моего согласия?

— Что ж, видимо твое воспитание придется продолжить.

И он вновь засунул мне мои же трусики мне в рот.

На этот раз я ощутила самую настоящую агонию, от которой зашумело в голове. Каждый удар был не просто болезненным, это было то, чего я уже практически не понимала. И он не останавливался, бил и бил, хлестко, размеренно, кончиком пальцев. Кляп не давал мне кричать, получался лишь стон. Я потерялась в болезненных ощущениях, в голове шумело, и я уже не понимала, что вообще происходит.