Su.мрак - Награда для Героя

Вот только Блэк ничего этого уже не увидел. Понимая, что рискует своей жизнью, посылая такое энергоёмкое заклинание при почти полностью истощённом магическом резерве, он всё же нашёл взглядом сиявший кроваво-красным огнём артефакт и прошептал:

— "Igne Inferiori!" — и, заметив, как узконаправленный огненный смерч поглотил камень, последним усилием меркнущего сознания инактивировал заклинание.

(предупреждение: много говорильни)

Вы когда-нибудь пробовали проспать в одном положении больше пяти часов кряду? Пробовали? И как? Не понравилось? А если не пять часов, а пять суток? Тот, кому приходилось приходить в себя после длительных операций или тяжёлых травм, меня понял, а остальным придётся поверить на слово. Первым ощущением Гарри после возвращения в сознание была именно боль. Ныло, саднило и тянуло судорогой всё, что может болеть, и даже то, что не может. Казалось, что даже прикосновение волос к подушке приносит боль. Неимоверная слабость выматывала душу — тяжело было даже дышать, не то, что пошевелить рукой или ногой. Веки, казалось, налились свинцом, и поднять их не было никакой возможности. Так что из всех органов чувств сыщику были доступны только слух и обоняние. Ими он и воспользовался. Нюх не принёс никаких сюрпризов. Вокруг пахло зельями, камнем и едва уловимым, навевавшим грусть запахом, свойственным ранней осени. «Осени? Неужели я провалялся без сознания несколько месяцев?!» — провалов в памяти не было, Блэк до последней детали запомнил сражение с людьми Суареса. «О-ох… Как же я мог забыть? Мы же в Чили, а у них самое начало осени… Как там мои пинкертоны? А Герми с Северусом? Хватит разлёживаться! Боль —

это не смертельно. Надо заставить себя открыть глаза и позвать кого-нибудь… Надо…» Но ослабевшее тело не было способно даже на это. Все его попытки заговорить закончились лишь едва слышным стоном, сорвавшимся с губ. И тотчас же его безвольное тело осторожно приподняли на кровати, и чьи-то заботливые руки влили в рот Обезболивающее зелье. Боль постепенно отступила, сменившись онемением, но сил магу это не прибавило. Над ухом раздался тихий голос Тэда, зовущий его:

— Гарри? Гарри?

Но Блэку не хватило сил ему ответить. Со стороны лестницы раздались лёгкие шаги привыкшего к скрытному передвижению человека. Руки метаморфа, обнимавшего его за плечи, исчезли. Судя по перемещению тела, Тэд закрыл его собой от возможной опасности. Дверь в лазарет, чуть слышно скрипнув, открылась, и Гарри услышал голос Лестранжа:

— Люпин? Что скажешь, анимаг?

— А где Гермиона с Принцем? — в голосе Тэда слышалась лёгкая настороженность.

— Спят. У каждого человека есть свой предел выносливости, а они, после того как очухались через полдня после сражения, так глаз и не сомкнули: раненых лечили да от твоих бывших коллег отбрехивались. А потом шефа твоего несколько суток с того света вытаскивали. Так и самим от магического истощения загнуться недолго.

— Понятно.

— Ну, как он?

— Всё так же. Минуту назад мне показалось, что он приходит в себя, но крёстный только стонал от боли. Видимо, действие Обезболивающего кончилось.

— М-да-а… А что говорил Северус?

— Что у него сильнейшее магическое истощение, да и рана, полученная в последние минуты боя, заживает с трудом, и Гарри необходимо время, чтобы восстановить силы.

— Да-а, то, что он сделал… не уверен, что даже Тёмный Лорд был способен на подобное.

— В этом его и обвиняли… — в голосе Тэда слышались отголоски застарелой боли и горечи.

— Ну, так он и есть Лорд, причём с большой буквы. А Светлый или Тёмный — это ему решать…

— Что за чушь вы несёте?! — полуоборотень, пытаясь приглушить голос, едва не сорвался на рычание.

— А ты Партнёра своего спроси мальчик: кто для него Блэк? И Фейрфакса с Веймаром.

— Они его друзья!

— А я разве спорю? Лорд — это не только обращение раба к своему господину. Первоначально это слово было равнозначным слову «вождь» — первый среди равных. И ты сам это чувствуешь.

— Н-нет… — голос полуоборотня был полон сомнений.

— Нет? Тогда почему ты, законопослушный и приносивший присягу аврор, не сдал меня своим бывшим коллегам? Ведь ты же знал, что моё настоящее имя не Себастьян Легран.

— Знал. Но… если бы крёстный вам не доверял, он бы не позволил вам находиться рядом с Гермионой. Она ему как сестра. И Эрлих… он сказал, что вы провели на рудниках всё время после Последней Битвы. То, что мне рассказывали про «Ад»… Это место практически ничем не отличалось от Азкабана, а вы… прожили здесь… почти всю мою жизнь… По-моему, это достаточный срок заключения.

— Двадцать четыре года… И четырнадцать лет в Азкабане. Из моих пятидесяти восьми… — голос Лестранжа был полон горечи.

— Почему?

— Что — почему? Почему я сидел? Потому что я сволочь, преступник и убийца.

— Согласен, но вы не походите на сумасшедшего садиста.

— Ну, ты и хам! А ты меня в бою видел?

— Так и я в бою не ангел. Бабушка и Нарцисса говорили, что у их сестры с детства были проблемы с агрессией и самоконтролем, и даже Малфой считал, что у вашего брата шизофрения с фиксацией на определённой идее. У Барти Крауча-младшего была идея фикс отомстить собственному отцу. А что двигало вами?

— Вера в идеи Тёмного Лорда, к примеру.

— Вы слишком циничны, чтобы верить слепо.

— Вот же пристал, как банный лист! Зачем это тебе сдалось? Сорок лет никого не интересовало, и вот на тебе! И в кого ты такой любопытный?

— В крёстного. Он учил меня никогда не воспринимать на веру любые догмы. Всегда есть почему и зачем.

— Ты ещё скажи, как Малфой: кому это выгодно?

— И это тоже.

— И почему же это, скажи на милость, «волчонок», я должен перед тобой наизнанку выворачиваться?

— Потому что я спросил. Да и кому это сейчас может повредить?

— Ты прав, никому… Ну, что ж, раз уж так интересно, слушай, — Гарри услышал, как скрипнула соседняя кровать, проминаясь под весом мощного тела. — Вся моя жизнь — словно иллюстрация к поговорке: «Упрямство — доблесть дураков». Наши с Руди родители были Упивающимися, и поэтому само собой подразумевалось, что мы с ним в своё время примем Метку. Не обольщайся, я ожидал этого с нетерпением. Лорд был умным, сильным, харизматичным, и ему был предан мой старший брат, которого я боготворил. Ключевое слово во всём этом — был… До определённого времени. Когда мне было 12 лет, наши родители умерли, как и Абрахас Малфой, подхватив драконью оспу на каких-то соревнованиях драконов. Руди был для меня всем. Красивый, сильный, один из лучших учеников нашего факультета, игрок в квиддич и великолепный дуэлянт. Для доходяги-подростка, «книжного червя» он был идеалом. Его жену Беллу я недолюбливал, она вечно высмеивала мои слабости, причём старалась сделать это прилюдно. 28 октября 1981 года мне исполнилось 17 лет, и Руди выбил разрешение Дамблдора на три дня покинуть Хогвардс. Среди старшекурсников Слизерина ползли упорные слухи, что Лорд задумал какую-то крупномасштабную акцию. Только никто не знал, какую. В Лестранж-Меноре на совершеннолетие, так сказать, в подарок, я получил Метку. Ритуал прошёл с осложнениями: моя Магия воспротивилась этому заклинанию, и я почти неделю провалялся в лихорадке…