Кира Стрельникова - Дикая и опасная

— Да стой же, паршивка дикая! — Голос Тима раздался уже с площадки четвертого этажа, а всего в доме их пять.

Сейчас, аж три раза. Русские не сдаются и идут до конца. Дернув замок, оторвала к чертям хлипкие ушки, на которых он крепился, и вылезла наконец-то на чердак, а оттуда через окошко на крышу. На мгновение замерла, завороженная зрелищем уходящих к горизонту бесконечных крыш, и чуть не прохлопала вылезавшего следом за мной альбиноса. Шустрый какой, убиться об стену…

— Попалась. — Он оскалился в ухмылке, и красные глаза блеснули в свете полной луны.

Вампир недоделанный, ч-ч-черт. Отпрыгнув от его загребущих лап, молча развернулась и припустила к ближайшему краю крыши — соседний дом всего в полуметре, и вот там как раз подъезд сквозной. Позади загрохотали шаги — Гарик тоже поднялся. Я поднажала и перепрыгнула, услышав сдавленный двойной вопль. Едва не поскользнулась, ругнувшись, и втиснулась в очередное узкое окошко. Поправила пистолет, пожалела, что нет времени нарисовать какую-нибудь вредную пентаграмму, и сбежала на первый этаж… Чтобы упереться носом в заколоченную наглухо дверь сквозного подъезда. Мать, мать, ма-а-а-а-ать!!! Да что за невезуха-то, а! Давно не заходила сюда, тут что, выселили наконец всех и на ремонт дом закрыли? Вторая дверь вела в тупиковый двор, из которого выхода не было. Да, такие вот странные дворы в Питере тоже есть. С размаху пнула заколоченную дверь, тоскливо вздохнула и поняла, что действительно попалась.

— Ну что, Сонька, побегала и хватит, — раздался за спиной довольный голос Тима, и его ладони легли на железную створку по обе стороны от моих плеч.

Вместо ответа я сжала губы и, не поворачиваясь, попыталась двинуть локтем назад, рассчитывая попасть ушлому альбиносу по печени. Эта зараза хорошо усвоила уроки, мгновенно прижав меня сильным телом к двери и не давая пошевелиться. Только и получилось сдавленно пискнуть, выразив возмущение и бессильную ярость от происходящего.

— Угомонишься или нет, строптивая? — выдохнул Тим на ухо, родив стадо бешеных мурашек вдоль позвоночника, и прижался губами к нежной коже на затылке, одновременно крепко обняв и обхватив запястья, чтоб вырваться не вздумала.

Зашипев как кобра, я дернулась, ненависть и раздражение полыхнули багровым перед глазами, и я сделала первое, что пришло в голову: банально наступила пяткой Тиму на ногу, от души и со всей силы. Свой блок альбинос уже восстановил, да и стоя спиной и не видя его, еще в такой опасной и, честно говоря, волнующей близости от него — к бую всю концентрацию, я мало что могла сделать, используя собственные способности. Он тихонько взвыл, но не отпустил, зараза такая. А тут еще и Гарик подоспел. Нет, двоих точно не осилю.

— Помочь? — непринужденно поинтересовался этот придурок, и я услышала, как он смачно зевнул. — Я домой хочу, в конце концов, и спать. Сонь, поехали, а? Надоело за тобой по всему городу бегать.

— В пень иди, — огрызнулась, ожесточенно пытаясь оттолкнуть Тима. Получалось откровенно плохо. Эх, мне б лицом к нему, в момент сотворила бы расстройство желудка. Но существовала реальная опасность, что, если повернусь, этот стукнутый на всю голову альбинос снова целоваться полезет. А воздействие на внутренние органы требовало сосредоточенности хотя бы на несколько минут. — Н-ненавижу!.. — аж поперхнулась, так горло перехватило от эмоций.

— Я это уже много раз слышал, Сонечка, — проникновенно сообщил Тим, слегка прикусив кожу на шее, и я мысленно взвыла. Знает как облупленную, тварь беловолосая. Его действия только подкинули дровишек в пожар моих эмоций. — Гарик, подсоби, а? А то эта кошка дикая не угомонится никак.

М-да. У меня, конечно, класс С, самый высокий, но эти двое, один класса В, второй — А, он же еще и спец по вскрытию чужой ментальной защиты, вполне способны взломать мой блок. Грубо, болезненно, но действенно. Что они, собственно, и сделали. В голове взорвался фейерверк, я вскрикнула, зажмурившись и чувствуя, как сон стремительно наваливается мягкой подушкой. Утром буду как кисель, и это я припомню кое-кому на ближайшем задании.

— Извини… — долетело издалека с нотками сожаления, и я вырубилась.

Да, начиналось все не совсем чудесно и удивительно, но тем не менее ничто не предвещало таких глобальных неприятностей на мою многострадальную пятую точку, как альбинос Тим Верден и работа с ним в одной ячейке. Я была рядовой выпускницей восемнадцати лет, и ни сном ни духом не подозревала о наличии у себя каких-то необычных способностей. После торжественного вручения аттестатов, как полагается, был катер, буйное веселье, «Алые паруса» и все такое. Уже под утро я в одиночку возвращалась домой — мы жили около метро «Фрунзенская», и родители ушли чуть раньше после клятвенного заверения, что меня проводят до подъезда, но Маринка, соседка по площадке, которая и обещалась проводить, слиняла с Пашкой, и понятно, что не о погоде они собрались беседовать у него дома. Неприятностей я не ждала, район спокойный, к тому же по всему городу шлялись компании хмельных и веселых выпускников и бдительные патрули полиции. Но мой двор был темен, пуст и тих. До поры до времени. Я не заметила собравшуюся в дальнем углу теплую компашку, тоже изрядно навеселе — Федька со товарищи. Федор учился на втором курсе СПбГУ, универа в просторечии, и постоянно цеплялся ко мне при каждом удобном случае с грязными намеками. Пока, правда, все ограничивалось попытками обнять да пару раз зажать около подъезда и поцеловать. А вот на излете выпускной ночи попала. Я успела пройти половину двора, когда за спиной раздался пьяный голос Федьки:

— Это кто тут у нас такой расписной, а, киса?

Я вздрогнула, не оборачиваясь, и ускорила шаг, надеясь успеть до подъезда — беспокойство зашевелилось, но я по-прежнему не ожидала от Федьки никаких серьезных неприятностей. Однако бегать на шестисантиметровой шпильке как-то не слишком удобно, и, собственно, единственный выход из нашего двора уже перегородили. Я убедилась в этом, оглянувшись через плечо. В общем, убежать не смогла, их было слишком много, и случилось то, что случилось: меня затащили на скамейку в углу, где тусовались еще два Федькиных дружка, и разложили на этой скамейке. Рот мне сразу заткнули, так что кричать не вышло, да и бесполезно было бы, думаю. Руки связали чьим-то ремнем, и мне осталось только зажмуриться, расслабиться и думать о природе — нарываться на побои не хотелось, синяки на лице меня не украсили бы. Против распаленных пьяных молодых людей я все равно бы не выстояла. Удовольствие, к сожалению, как советует известная поговорка, получить не удалось, мое удобство мало кого волновало. Было больно, противно и стрёмно, а еще внутри вдруг родилось странное чувство, оно стремительно разрасталось, и когда меня пустили по второму кругу, я вдруг отчетливо осознала: убью. Каждого из тех, кто сейчас грубо трахал меня прямо под окнами моей же квартиры. Лично. Не знаю как, но сделаю это. Сами того не понимая, Федька с дружками подписали себе в ту ночь смертный приговор.