Александр Зорич - Карл, герцог

– Впрочем, едва ли это имеет касательство к делу. Главное – деревня умыла руки в полном составе. Потому-то я и говорю, что вилланы не знают чести. Для них нет разницы, какие темные дела творят их хозяева, лишь бы те не мешали им совокупляться на каждом сеновале да толочь в ступе шпанскую мушку. В общем, мы были обескуражены и заночевали в деревне, всемерно рассчитывая на Ваше появление, герцог.

– Увы, – развел руками Карл. – Вам известны мои обстоятельства.

– Теперь – да, – кивнул Иоганн. – Но тогда мы не знали что и думать и если бы не Жювель…

– Что Жювель? Червь во злате, – скромно отозвался Жювель, переходя от расчесывания к заплетению косиц. – Добрым людям спасибо.

– Вот-вот, – кивнул Иоганн. – Он вернулся под утро, хотя мы его никуда не посылали, и сказал, что разыскал «добрых людей». Ими оказались шестьдесят арманьяков, отбившихся от армии французского короля.

– И девки, – Жювель многозначительно воззвал перстом к небесам.

– Да, заблудшие души, – вздохнул Иоганн. – Так вот, этим бандитам, этим, откровенно говоря, грязным животным, была отнюдь не чужда дворянская честь. Прознав, что замок Орв населен малефиками, они тотчас же согласились на наше опасное предприятие.

– Добрые люди знали честь, – согласно кивнул Жювель. – Но не знали, что всего добра в замке на пятьдесят монет.

– По-моему, они и его не забрали, – заметил Жануарий, окидывая комнату хозяйским взором. В ней находились по меньшей мере четыре сносных подсвечника и два гобелена с жатвой, не считая зеркала, что было в руках у Жювеля.

– Они ничего не забрали, – сказал Иоганн, возбужденный, словно бы на сеансе психотерапии. – Вот такой вот жути нагнали на них малефик Гвискар и барон Эстен.

– Простите за визит в столь неурочный час, – прошептал Жануарий, плотно притворяя за собой дверь. – Но я только что из деревни. Корову лечил.

– Вылечил? – тоже шёпотом спросил Карл, убежденный в безусловном спасении коровы.

– Сдохла, – махнул рукой Жануарий. – Её бесы совсем извели, только ими одними тварь и держалась. Стоило их вежливо попросить – и рогатые кожа да кости рухнули мне под ноги.

– Мило, – нахмурился Карл. – Ради этого стоило всю ночь валандаться.

– Может быть и не стоило, – согласился Жануарий. – Если бы один из бесов на прощание не признался, где сидит семейство Эстена.

– И где же? – настороженно спросил Карл, не смея поверить в удачу.

– В доме кюре. Прямо в доме кюре.

Деревня была отнюдь не такая завшивленная, какие привык Карл видеть, проезжая через селения вилланов в обществе расфуфыренных аристократов. Верхом на баснословно дорогом скакуне, бренча золотыми шпорами и походя теряя пару-тройку алмазных запонок – и не то чтобы случайно, и не то чтобы нарочно, а так, для разнообразия в списках потерь летней кампании.

Возможно, деревня была как деревня, но по сравнению с тем убожеством, которое как назло подворачивалось Карлу по пути в замок Орв, она казалась почти изобильной. Мужики и девки были румяными и деловитыми, дома – крепкими, церковь – украшена тремя свежевырезанными ледяными голубями.

– Интересно, летом их из глины лепят? – полюбопытствовал Жануарий.

– Да. Весной из воды, а осенью – из желтых листьев. – Ты лучше скажи отчего голубей три? Святая Троица?

Жануарий отвернулся, чтобы Карл не заметил улыбки, которой позавидовал бы и Гуинплен.

– Нет, – ответил Жануарий, – это три святых духа.

– Понятно, – сказал Карл, не отваживаясь спросить «чьих?»

На крыльце дома, пристроенного к церкви, лежали глиняные снова-таки птички. Карл в детстве тоже лепил из глины нечто орнитоморфное. Но его крылатые рыбы, конечно, ни в какое сравнение не шли с этими ладными снегирями.

Карл поднял одного из них и придирчиво осмотрел. Похож, стервец.

На стук отозвались почти мгновенно, словно ждали со вчерашнего вечера.

– Преподобного Аэция нету дома, – сообщила экономка, вытаращив глаза в смотровое сердечко.

– Нет и не надо, – деланно повел плечом Жануарий, который вне сословно-официального контекста выглядел представительней Карла и потому герцог без сожаления препоручил ему в этот раз всю болтологию.

– Вот ведь глупость какая получается, – продолжал Жануарий, адресуясь как бы Карлу, а в действительности – невидимым ушам за дверью. – Находишь на дороге золотое распятие с самоцветами, хочешь пожертвовать его Матери нашей и Наставнице… Туды-сюды, а у попа никого нету. Придется оставить себе.

За дверью молчали. Вконец замерзший Карл прошипел сквозь стиснутые зубы:

– Ох, Жануарий. Ты как лис из басни. Так они тебе и поверили.

Жануарий не успел ничего ответить, потому что сразу вслед за выговором, Карл что было сил ударил в дверь ногой.

В лицо брызнула щепа разбитой притолоки, грюкнул сорванный засов и дверь, выпустив кубло пара, приоткрылась.

Карл прыгал на левой ноге, схватившись руками за отшибленную правую, за дверью верещала придавленная экономка.

– Клянусь Святым Денисом, госпожа, – сказал герцог, вбрасывая в приоткрытую дверь свой орден Золотого Руна, – мы не хотим ничего злого, но мы теряем терпение. Вот Вам Агнец вместо Распятого и открывайте немедля.

– Зато Вы, герцог, – прошипел Жануарий в тон Карлу, – чистый Персеваль.

И в этот момент, к его немалому удивлению, дверь отворилась. За ней были трое: экономка, прижимающая к разбитой скуле край фартука, моложавый кюре, озадаченно вертящий в руках Золотое Руно, и женщина с заплаканными глазами. Нет, пятеро. Из полумрака проступили два перепуганных детских лица.

– Да настоящий, настоящий, – раздраженно кивнул Карл в третий раз. – И принадлежит мне. Я его не подделал, не украл, не отобрал дубиной на большой дороге. Орден мой по праву, таких, вместе с фальшивыми, на свете никак не больше пятидесяти. И стоит он несколько дороже, чем все наследные владения и недвижимость покойного сира де Орв.

Это было лишнее. Красивая женщина с заплаканными глазами, минуту назад отрекомендовавшаяся Эмерой, разрыдалась.

– Простите, монсеньор Тристан, – пробормотал кюре. – Но кто же Вы в таком случае? Граф, епископ, беглый король?

– Я уже говорил – это не имеет ни малейшего значения. Но если Вам угодно, я префект Ложи Нарбоннских Ткачей, мой герб – две аравийских пальмы под звезднополосатым небом, девиз – E pluribus nihil <���Из многих ничего (лат.). Ср. E pluribus unum – из многих единое (надпись на купюре достоинством 1 доллар).>, тайное имя – …

Карл осекся.

– Я троюродный дядя Мартина фон Остхофен…

Жануарий стоял у окна и всматривался в пасмурный зимний полдень. За его спиной Карл пускался во все тяжкие. Перед ним хромой свинопас гонялся по глубокому снегу за беглым подсвинком. Обоим приходилось нелегко.