Александр Зорич - Карл, герцог

Доротея выпростала руку из-под шубы, обняла Карла и продолжила.

"Тринадцать месяцев пролетели очень быстро. Даже быстрее, чем думала моя мать, потому что через одиннадцать с половиной месяцев в приют святой Бригитты примчался посыльный. Переговорив с ним, Жануарий разыскал мою мать – она в то время как раз морщила лоб над арабской грамматикой – и, схватив её на руки, закружил по комнате. «Получилось! – ликовал Жануарий. – Получилось как по писаному!» Когда моя мать немного пришла в себя, она осведомилась, что же такое у него получилось. «С Королевой получилось», – сказал Жануарий и моя мать словно язык проглотила – так ей хотелось поскорее услышать историю Королевы.

"Женщина, которую ты называешь Королевой, – начал Жануарий, – супруга одного из видных и могущественных владык христианского мира. Она долго не могла произвести на свет наследника для своего мужа, которого, к слову, может быть и не очень любит, но искренне уважает за доброе сердце и отвагу.

Оказавшись в Испании, она прослышала о моих скромных талантах и не поленилась пересечь всю страну ради того, чтобы испросить у меня совета. Через две недели я определил причину немощи её супруга. Где-то недалеко от них был человек, на которого удивительной прихотью судьбы, а может быть и чьим-то злым умыслом, была перенесена печать властвования её супруга.

Единственным шансом для Королевы и её супруга обрести наследника было убить этого человека и возвратить печать властвования. Причем искать его умышленно не следовало – рано или поздно он сам должен был появиться в их жизни.

И вот тогда этого человека надлежало незамедлительно повесить, затем любовно обихаживать то место, куда прольется его семя, а вслед за тем привезти корень мандрагоры, который там произрастет, ко мне.

И, разумеется, хранить истинные причины своих необъяснимых поступков в тайне, дабы о делании не прознал тот, кто может испортить любое деланье. Сказав так, я спросил у Королевы, согласна ли она взять на душу смертный грех убийства невиновного и она ответила: «Ради своего ребенка – согласна.»

Тогда я спросил, понимает ли она, что на её сыне будет лежать пусть безмолвное, но жестокое проклятие повешенного. Она ответила, что проклятие лежит на всем роде человеческом со времен эдемских. Я во многом не согласен с Августином, но я не стал спорить. Я спросил, что она даст мне в качестве платы, заведомо зная, что откажусь от всего, что она могла бы предложить мне, ибо невозможно дать то, чем не владеешь, а она не владела тем, что мне хотелось бы иметь. Но она ответила: «Ничего». Тогда я понял, что Королева знает цену своим словам и поступкам, а оттого ей можно доверить судьбу ребенка, над которым будет тяготеть проклятие. Я сказал, что согласен помочь ей.

И вот она уехала к себе на родину, и всё сталось по моим словам. Вернулась она уже с корнем мандрагоры. Я изготовил для неё зелье и научил, как с ним обращаться. Но, признаться, даже после всего этого я не был уверен в том, что наши старания увенчаются успехом и смерть невиновного будет оправдана хотя бы новой жизнью. Но вот сегодня из их государства прибыл добрый вестник – у Королевы родился сын."

Карл пришел к спокойствию. Дрожь, которая под конец истории о Королеве неудержимо пробивала, казалось, каждую клетку его плоти, улеглась. Герцог нежно опустил ладонь на затылок Доротеи.

– Хорошо, наследника они произвели, – тихо сказал он. – Но, всё-таки, что это была за Королева? Может быть, твоей матери запомнилось что-то особое в её внешности, может быть, заячья губа или родинка, или бельмо на левом глазу?

– Какой ужас, – фыркнула Доротея. – Нет, моя мать никогда не описывала подробно внешность Королевы. Говорила только, что у неё были «крупные черты лица», но это всё равно что зайца назвать серым, а ночь темной.

– Да уж, – согласился Карл. – Ну а кольца, браслеты, вот что-нибудь такое? – герцог возложил на свою грудь перед глазами Доротеи перстень с «Тремя Братьями».

– Нет, нет, пожалуй, – неуверенно ответила Доротея, думая о чём-то своём.

Она помолчала несколько секунд, во время которых Карл так и не решился назвать себе истинное имя Королевы, зловеще просвечивавшее сквозь рассказ Доротеи. А затем сказала:

– Была одна подробность, которая когда-то меня очень насмешила, но потом забылась. У Королевы, разумеется, была лошадь. Превосходная породистая лошадь из Туниса. Так вот. Лошади королева пожаловала титул – «маркиза Нумидийская». И имя – «Софонисба». Маркиза Софонисба Нумидийская, каково, а?

Карлу было никаково. Потому что мир взорвался.

6. Средство от горькой смерти

Расстались они, как и встретились, в сумбуре. Обнажив меч и сверкая выразительными гасконскими глазами, именем маршала Бургундии пробившись через ганзейцев де Ротлена, в шатер ворвался д’Эмбекур.

– Ваша Светлость! Прошу простить мою дерзость, но эта женщина всё-таки добыта мною силой меча на бранном поле и по праву войны принадлежит мне!

– Успокойся. Сядь. Выпей вина. Дерзость прощаю. Она пойдет, когда полностью расскажет, – слова обычного французского языка давались Карлу не без труда.

Герцог поднялся с кровати. Он был бледен, почти зелен, словно бы только что очнулся от тревожного, послепохмельного бреда.

– Кажется, мои рассказы Его Светлости не идут впрок, – заметила Доротея вмиг погрубевшим голосом, удаляясь за бочку, чтобы одеться.

Д’Эмбекур сразу как-то сник.

– Извините, сир. Показались французы и я подумал, что если сейчас придется идти в бой, не повидавшись с Доротеей, смерть мне будет чересчур горька.

– Понял. Почему не сыграли тревогу?

– Сыграли, сир, сразу же сыграли. Вы, наверное…

– Наверное. Вот твоя Доротея. Жду тебя во дворе.

Карл снял с оружейной стойки меч и дагу и пошел прочь из шатра – кликнуть валетов, потребовать коня, доспехи и ехать разбираться с французами.

– Благодарю Вас, сир. Извините, сир.

– Хватит извиняться. Мужчина, не ожидал. С Доротеей я не спал, бывают вещи и поинтереснее.

Карл угрюмо усмехнулся и вышел прочь.

7. Французы настроены решительно

Было три часа дня. Пасмурно и ветрено.

Французы подходили к Нанси с запада, тремя колоннами. Хрум-хрум-хрум, по свежему снегу, под которым ещё не слежался толком ночной град. Хрум-хрум-хрум вместе с кондотьерами, которые прошлым вечером наконец нагнали их на правом берегу Соны.

Шли быстро, молчаливо, очень замерзшие, но свежие, потому что Доминик порекомендовал, Пиччинино поддержал, а Обри одобрил решение сняться с предыдущего лагеря за час до полудня, предоставив солдатам возможность вволю отоспаться. Была вероятность, что Карл нападет прямо на походные колонны, и в этом случае люди и кони должны были быть полны сил.