Михаил Ахманов - Другая половина мира

Затрудняясь с ответом, он потер висок.

— Да, было в этом судне что-то похожее… массивный корпус и эта надстройка позади… но парусов больше… три или четыре на каждой из мачт… — Почти непроизвольно он бросил взгляд на поверхность воды в сеноте, и вдруг в ее обсидиановой глубине стремительным фантомом промелькнул грезившийся ему корабль. Брови Дженнака удивленно приподнялись, но смутный мираж уже растаял.

Унгир-Брен шумно выдохнул и что-то пробормотал. Обернувшись к нему, молодой наследник изумился снова: лоб аххаля покрывала испарина, глаза затуманились, будто он выпил сок кактуса из южных пустынь или нанюхался грибов, чей запах погружает в транс. Быстро плеснув вина в стеклянную чашу, Дженнак протянул ее старику:

— Что случилось, отец мой?

— Ничего, — Унгир-Брен принял сосуд недрогнувшей рукой, и это успокоило Дженнака. — Древняя магия кентиога… Я пытался подсмотреть, что ты видишь… там… — он кивнул в сторону бассейна. — Теперь я представляю, каким был этот корабль… Да, Джен, ничего подобного не строили ни в Коатле, ни в Арсолане, ни у нас, насколько мне известно. Разве что на Островах, в последние месяцы…

— Откуда же пришло это видение?

— Не знаю… — Унгир-Брен поднял лицо к россыпи звезд, все отчетливей проступавших на темнеющем небе. — Может, из грядущего, может, из иного мира… одного из тех, что мерцают сейчас над нами за океаном Великой Пустоты… — Он вздрогнул и накрыл руку Дженнака своей сухой горячей ладонью. — Хватит на сегодня, родич. День был длинный, а совет и того длиннее… Иди! Ты устал и наверняка хочешь есть.

Дженнак поднялся на ноги, расправил полы своего пурпурного шилака; белые соколиные перья, скрепленные серебряным полумесяцем, колыхались над его головой, перевязь красной кожи оттягивал тяжелый тайонельский меч. Он замер, подставив лицо налетевшему с моря бризу, глубоко вдыхая прохладный воздух. Да, длинный был день… и многое сегодня случилось впервые… В первый раз он занял место в совете, в первый раз получил власть над войском, над пятью сотнями бойцов… и в первый раз услышал имя Чоллы Чантар. Резко повернувшись, Дженнак протянул руку к старому жрецу:

— Только один вопрос, мудрейший… Скажи, мне обязательно делить ложе с этой арсоланкой? С четырнадцатой дочерью Че Чантара?

Унгир-Брен усмехнулся, пожал плечами:

— А! Вот что тебя волнует! Ну, сын мой, есть сто способов, как приготовить земляные плоды, и всегда можно выбрать наилучший — тот, что подходит тебе больше других. Рано или поздно тебе придется взять эту девушку… но кто сказал, что ты должен спешить, повинуясь первому же слову Фарассы? Жизнь светлорожденных длинна… — Старик встал, сделал шаг к темному порталу святилища и бросил через плечо: — Я поговорю с великим сагамором. Скажу, чтобы он тебя не торопил.

— Да будет с тобой благословение Шестерых, отец мой! — выкрикнул вслед ему Дженнак, и дремавший под перезвон водопада Грхаб вздрогнул, раскрыв глаза. В молчании они направились в обход стены, к южным дворцовым воротам и огромной Старой Башне, сливавшейся в вечернем полумраке с прибрежными утесами. Закат угасал, мерно рокотали волны, и море, дремавшее под звездным куполом небес, едва заметно раскачивалось в такт шагам Дженнака. Он подумал, что где-то там, за темной далью вод, за Островами и Перешейком, на берегу Океана Заката, стоит другой дворец — обитель рода Арсолана, увенчанная золотым солнечным диском. Чолла Чантар… Он никогда не видел эту девушку, но был уверен, что ей не сравниться с Вианной.

Губы Дженнака шевельнулись.

— Под окном родного хогана и цветы благоухают слаще, — тихо пробормотал он, потом вспомнил, как нежны губы Вианны, и ускорил шаг.

О’Каймор, господин надела Чью-Та, тидам, мореход, купец и разбойник на службе властителя РоКавары, стоял на носу «Тофала», своего корабля, прикрывая лицо от соленых брызг широкой длиннопалой ладонью. Судно его было сорокавесельным драммаром, низким и длинным, как туловище каймана, с гордо изогнутым, украшенным резьбой носом и алыми уключинами; на каждом его борту сверкал узор, выложенный мозаикой из раковин, — взметнувшаяся над пальмой волна. На корме была надпись, сделанная знаками алфавита Юкаты и тоже сиявшая перламутром, — «Одтофал конта го», что означало на кейтабе: «Алая рыба, летящая над волнами». Левый и правый балансиры были убраны, и драммар сейчас в самом деле напоминал летящую над поверхностью моря рыбу; широкий парус и восемьдесят гребцов, по два на каждое весло, быстро гнали его вперед. Их не требовалось вдохновлять плетью или щедрыми посулами, ибо все мореходы на борту корабля были партнерами — торговыми, если речь заходила о торговле, либо боевыми, когда представлялся случай ограбить неосторожного купца из Верхних или Нижних Земель.

Как раз сегодня и выпала такая удача — парусник из Накамы, крупного порта с Восточного Побережья, находившегося под защитой и покровительством Тайонела. Впрочем, это не беспокоило тидама; тут, в море, все покровительство и защита Тайонела не стоили черепашьей мочи. Разве что на борту купца найдется отряд тайонельских наемников… Но как найдется, так и сгинет; море схоронит всех — и наемников, и торговцев из Накамы, и их экипаж.

Опытным глазом О’Каймор измерил расстояние до кормы купеческого судна и решил, что к полудню все будет кончено. Как все торговцы — или «морские быки», согласно принятой на Островах терминологии — накамский корабль не имел весел и шел только под парусами. Иначе и быть не могло: усади на весла сотню гребцов, возьми на борт воду и продовольствие для всей этой оравы, так не останется места для товаров! Купцы — жадные люди; всегда стремятся нагрузить побольше, а заплатить поменьше, так что вместо сотни гребцов на их кораблях болталось два-три десятка охранников. Правда, их корабли несли два больших паруса на передней и задней мачтах, и при сильном ветре длинным пиратским «кайманам» догнать их было бы нелегко; но сегодня — хвала Сеннаму, покровителю странников, и Морскому Старцу Паннар-Са! — ветер оказался слабым.

О’Каймор поднял правую руку, и «Тофал» послушно взял вправо, ближе к берегу. Второй кейтабский драммар, «Сирин тана херути» — «Ветер, срывающий пену», где командовал Ар’Чога, — заходил со стороны открытого моря. Имелось немало способов и хитростей морской охоты, и О’Каймор знал их все. Атакуя гребную галеру, можно было пройти вдоль ее борта, ломая весла и калеча их рукоятями гребцов; тот же метод годился при нападении на огромные плоты арсоланцев, низко сидевшие в воде, но в этом случае ломать весла приходилось бревном балансира. Против парусов весьма помогали зажигательные стрелы, но тут главное было не перестараться и не спалить добычу дотла: скажем, большие тростниковые лодки коатлийских купцов вспыхивали не хуже пороха. Весьма помогал чувствительный удар тараном в корму, достаточно сильный, чтобы сломать рули, и в то же время не повреждающий корпуса. С арсоланскими плотами не возбранялось действовать погрубей, ибо они оставались на плаву даже разрезанными на части, а вот хрупкие суденышки с Перешейка могли пойти на дно со всем товаром от единого легкого касания. Наибольшей проблемой являлись боевые корабли Рениги и Одиссара, где на веслах сидела сотня человек, и еще полсотни могли сражаться, пуская стрелы и камни из катапульт. Ну, на сей случай у «Тофала» было чем ответить — молниями Паннар-Са, жидким огнем и горшками с горючей смесью.