Михаил Ахманов - Другая половина мира

Мореходы, последние остатки команды парусника, жались к мачтам, пытаясь спастись от стрел; тайонельцы с прежним рвением орудовали тяжелыми клинками. Им приходилось нелегко, но группа на корме успешно оборонялась, а те, что дрались с людьми Ар’Чоги, даже потеснили нападавших. Однако их оставалось слишком мало, и кейтабцы, воодушевленные мыслью о богатой добыче, наседали с упорством оголодавших акул. Наконец Хомда, взревев, всадил лезвия своей секиры в грудь одного из Детей Волка и отшвырнул концом древка другого; в прорыв за ним ринулось полтора десятка бойцов с кривыми клинками, ударив в тыл второй тайонельской шеренги. Сквозь толпу мечущихся на палубе фигур О’Каймор разглядел, как несколько врагов в сверкающих панцирях свалились в воду; разумеется, они либо пошли на дно, либо распростились с жизнью в акульих челюстях. Хомда, испуская оглушительные боевые кличи, повел свой отряд на корму, а люди с «Сирима» взошли наконец на палубу торговца. Два «каймана», поймавших добычу клыками железных крючьев, одолевали; от борта до борта струилась кровь, звенели клинки, и яростный вой кейтабцев заглушал стоны умирающих.

Через три четверти кольца от начала атаки тидам О’Каймор ступил на борт захваченного корабля. Тут уже никто не сопротивлялся; палуба была завалена мертвыми телами, несколько трупов свисали с рей, кучку же оставшихся в живых накамцев победители согнали к передней мачте, окружив частоколом дротиков. Что до тайонельских воинов, то их порубили всех, и сейчас люди тидама сдирали с них панцири, снимали шлемы и выкручивали из закостеневших пальцев оружие — эти клинки и доспехи из отличной стали в южных землях ценились весьма высоко. Бросив взгляд на Торо, О’Каймор заметил, что его помощник с десятком дюжих парней уже направляется к трапу, ведущему в трюмы. Сейчас наступал самый захватывающий момент — предстояло выяснить, сколь ценную добычу они отловили в морских волнах.

К тидаму, припадая на левую ногу, подошел Ар’Чога, покрытый потом и усталый; за ним широко шагал Хомда. На груди его багровела царапина от тайонельского клинка, протянувшаяся от плеча наискосок вниз; казалось, что красный дротик перечеркнул татуированных зеленых змей, прикончив из них добрую половину. Но Хомда чувствовал себя прекрасно и скалился во весь рот.

— Мой убивать тайонел в лесу, теперь резать на море, — сообщил он. — Убивать три, четыре… больше! — Со счетом у северянина дела обстояли неважно, и он, растопырив пальцы, потряс кистью перед лицом О’Каймора.

— Убери лапы, змеиный выкормыш, — буркнул тидам и повернулся к Ар’Чоге. Тот, в отличие от дикаря, выглядел озабоченным.

— Недешево нам досталась эта посудина, клянусь веслом и парусом! — Шкипер «Сирима» окинул палубу мрачным взглядом. — Я потерял человек сорок… сорок отличных гребцов и стрелков… Надеюсь, добыча окупит наши труды.

О’Каймор повел плотными плечами и нахмурился; в его экипаже убитых было не меньше. Эти тайонельцы дрались, как голодные волки над тушей быка!

— Скоро узнаем, — пробормотал он. — Торо с парнями пошел вниз.

Хомда хлопнул по мускулистой груди и принялся размазывать кровь. Его змеи из зеленых сделались бурыми, багровая влага покрыла ожерелье, собираясь каплями на кончиках медвежьих когтей.

— Добыча! — рявкнул дикарь, ткнув своей секирой в груду тайнельских панцирей. — Вот добыча! Хорошее железо! Дорогое!

— И приметное, — добавил Ар’Чога, неодобрительно оглядывая чеканные волчьи головы, украшавшие доспехи. — Продашь полсотни таких железок, и всюду пойдет молва, что мы пощипали Великий Очаг Тайонела… Нет, такие слухи нам ни к чему!

Тидам скосил глаза вниз, на собственный нагрудник, где сверкающим перламутром была выложена пальма под изогнувшейся волной, и хмыкнул, затем перевел взгляд на тайонельские доспехи. Волчьи головы… в самом деле, приметная штука… Он не любил оставлять следов — тем более что океан, великий могильщик, всегда был рядом. Однако расстаться с отличным товаром… с доспехами, тянувшими на сотню чейни каждый… Это было выше его сил!

— Может, сплавить их куда подальше… — в раздумье произнес О’Каймор. — Скажем, в Сиркул или в Сеннам…

Тут тидама прервали — явились трое воинов, доложивших, что в кормовой надстройке и внизу нет ни единой живой души, а среди мертвых тайонельцев потомков богов с зелеными глазами и светлой кожей не обнаружено. О’Каймор с облегчением перевел дух, но тут из палубного люка возникла приземистая фигура помощника, озиравшегося по сторонам с самым угрюмым видом.

— Обычный груз, мой господин, — отрапортовал Торо, приблизившись. — Не понимаю, к чему такая охрана… В носовом трюме — воск, горшки с медом и целебным медвежьим жиром, шкуры, немного пушнины. Кормовой вообще пуст! Там, видно, спали эти… — он кивнул в сторону мертвых тайонельцев. — Висят гамаки, еще вода в бочках, жратва, сундучок с серебром да какая-то забавная лодка, без весел и мачты… Вот не повезло, клянусь щупальцами Паннар-Са! За такую мелочь порублена чуть ли не сотня наших!

Не обращая внимания на сразу помрачневшее лицо Ар’Чоги, тидам потянул из-за пояса зрительную трубу, почесал острым краем затылок. Глаза его потемнели, ноздри широкого носа хищно зашевелились.

— Сундук, говоришь? С серебром? Сколько?

Тайонельские монеты весили вдвое больше, чем одиссарские и атлийские чейни и могли оказаться неплохой добычей. О’Каймор не сомневался, что Торо уже прикинул и количество, и качество серебра. Глаз у него был один, зато зоркости неимоверной, когда дело касалось монет, нефрита, яшмы или дорогих перьев, раковин и шкур.

— Сотни полторы, не больше, — буркнул помощник. — Мелочь при наших потерях…

— А лодка? Что за лодка?

— Небольшая, и похоже, что вырезана из цельного ясеневого ствола. Я велел вытащить ее на палубу — на ней вроде бы тоже серебро по бортам и резьба… может, ценная вещь…

Когда лодочку подняли наверх, ОКаймор с первого взгляда догадался, что вещь и в самом деле ценная. Перед ним был погребальный челн, вырезанный из светлого ясеня, в каких вожди Тайонела хоронят своих усопших. Верили они, что в такой маленькой ладье покойный светлыми потоками поплывет в Чак Мооль, избежав мучительной дороги по раскаленным углям и дебрям, полным злых демонов и ядовитых змей; потому каждого знатного тайонельца отправляли в последний путь по рекам, что несли свои воды в огромные ясные озера. Видно, вождь, для которого предназначался этот челн, был не из последних в Очаге Тайонела, ибо борта лодочки сверху украшали серебряные пластины, нос — резная волчья голова с разинутой пастью, а на дне лежал ковер из перьев белого сокола и богатое покрывало зеленой шерсти — на нем серебряной нитью был выткан божественный лик Тайонела.