Ира Аллор - Девятое кольцо, или Пестрая книга Арды

Аллор и Эльдин попрощались с Намо у его чертогов и направились в глубь Залов — туда, где поселился майа.

Темнота их не пугала, даже успокаивала, но все же Эльдин вздохнула: немного света не помешало бы. Она смутно различала очертания Залов. Впрочем, Аллор хорошо ориентировался в потемках.

Они были одни — тени не в счет. Впервые с тех пор, как Эльдин снова объявилась в Залах. С тех пор, как когда-то расстались в лесах Арнора. И теперь шли рядом, неожиданно замолчав, — они успели немало порассказать друг другу, быстро, словно стремясь поскорее сделать общими знания, опыт, память.

Сейчас же они ощущали какое-то право на безмолвие и наслаждались им, выпивая его из сгущающегося воздуха небольшими глотками.

Эльдин, опираясь на руку Аллора, вглядывалась в окружающий сумрак — ей казалось, что все как-то мерцает, вибрирует. Поет?

— Ты слышишь? — Она тронула спутника за рукав. — Вокруг нас?

— Слышу, — почему-то прошептал он. — Залы поют… Призраки расступались, глядя на странную пару, выглядящую здесь неуместно, — словно бы двое обычных людей возвращаются домой. И хотя черный плащ, как прежде, окутывал фигуру Аллора, капюшон не скрывал больше лицо…

Аллор отворил дверь в свои апартаменты. Из стены до сих пор торчало кольцо для цепи — теперь в него был воткнут факел. Майа зажег его, не прибегая к магическим ухищрениям — некогда экспериментировать. Пламя выхватило фрагменты стола, на котором царил живописный беспорядок, небрежно брошенную на кресло рубаху, угол ложа и кусок ковра над ним — явно подарок Вайрэ. Эльдин улыбнулась: ей случалось посещать друзей в Арноре, и было что-то мучительно знакомое, когда первые переступаешь порог чьей-то обители, сравнивая увиденное с догадками.

Несмотря на беспорядок, комната выглядела даже элегантно. Смахнув рубашку с кресла, Аллор подвинул его Эльдин:

— Присаживайся. — Он повернулся к странной конструкции, призванной служить полкой, достал изящную граненую бутыль — в ней плескалась темная жидкость. Откуда-то взялись и блеснули в свете факела два хрустальных бокала. Аллор налил немного вина, протянул бокал Эльдин:

— Оно легкое…

— Подумаешь… — немного по-детски пробормотала Эльдин. Ее лицо стало совсем юным.

Лицо Аллора словно оттаяло, с него слетело надменное выражение, черты смягчились и в то же время стали более… ломкими, что ли? Расположившись во втором кресле, он приподнял бокал:

— С возвращением.

— За встречу.

Мелодичный хрустальный звон рассыпался о стены.

— Оно нежнее, чем на Таникветиль, — растянула в улыбке губы несостоявшаяся звездная странница.

Аллор ухмыльнулся, прикрыв глаза.

Они чувствовали, как отпускает их напряжение, накопившееся за этот долгий удивительный день, — так бывает, когда возвращаешься из путешествия: еще утром — дорога, легкая дымка, запахи странствий — дыма и ветра, а ночью уже сидишь у себя дома и потягиваешь лениво чай, уткнувшись в привычно-излюбленную книгу… То, что успело произойти за этот день, заменило им объяснения, и как-то само собой стало ясно, что возникшая между ними связь не является исключительно достоянием памяти. А там и так всего хватало — не хотелось лишний раз тревожить ее: самые светлые моменты прочно были теперь связаны с воспоминаниями болезненными. Пестрая мозаика… Они одновременно поднялись с кресел, шагнули навстречу друг другу. Глаза в глаза — зелено-искристые, с запутавшимися в них солнечными бликами, и синие, сейчас почти фиолетовые, с тающими в глубине острыми льдинками.

Руки на плечах, пальцы, перебирающие темно-медные кудри, запутавшиеся в черно-мерцающих волнах…

— Какой бред…

— Вполне занятный…

— Нет, наверное, все же сон…

— Когда ты последний раз спала?

— Под каким-то кустом на равнине… Горгорот, что ли?

— Да… Эру, о чем я? — Он болезненно поморщился.

— Все хорошо, хорошо, хорошо, — заклинание полыхнувшей горячечной мути.

Лицо в чаше ладоней: болезненно-утонченные черты, привычная усмешка, почти незаметная, спрятавшаяся в углах глаз и рта, и что-то неясно-беззащитное в легком колебании ресниц.

Хрупкая, полудетская фигурка в обруче сплетенных рук, неожиданно широкая, лучистая улыбка и грустно-полынная взвесь, оседающая на дно прозрачных глаз.

Черным дождем соскользнул на кресло плащ…

— Ты больше не уйдешь, правда?

— Нет — разве это возможно? — хмыкнул Аллор.

— Ты талантливый, — фыркнула Эльдин, — но не выйдет. Очень я тебя напугала?

— До полусмерти. Весь дрожу — чувствуешь? — Он положил ее ладонь туда, где дергалось не в лад сердце. Она не отняла руку, уверенно-робко проведя по его груди кончиками пальцев:

— Больше не призрак…

— Ты — тоже.

— Так это же просто замечательно! — Эльдин совсем по-девчоночьи повисла у него на шее. Он закружил ее по комнате, осторожно подхватив на руки.

Играли на стенах золотые блики факела, смешиваясь с голубоватыми отблесками светильника-звезды.

Широкое ложе гостеприимно приняло свалившуюся на него хохочущую парочку.

— А эти дурехи смеялись, обзывая меня назгульской невестой…

— С чего это? Ничего более романтичного придумать не могли?

— Кто их знает. Ничего в тайне не удержишь. Помнишь тех придурков, что ты разогнал?

— Распугал.

— Да, пожалуй. Наверное, по всем кабакам болтали. Ну да кто им особо верил…

— Ну да, «до белых назгулов допиться»…

— И хорошо, а то вот-вот в колдуньи бы записали — а там и до костра недалеко…

Аллор подскочил, как ужаленный, глаза горели сумасшедшим светом падающих звезд. Крепко прижал ее к себе:

— Я… не дал бы.., прошу тебя, не надо… как я мог…

— Прости, я просто так… Дура… Дело-то прошлое.

— Ты еще из-за этого сбежала?

— Нет — там, по правде, и близко к тому не было. Никто не поверил бы. Да и репутация у меня была — девушки со странностями… Ну успокойся, — Она поцеловала его в висок. — Здесь, в конце концов, не Арнор и не Мордор…

— Хуже — возможно.

— Ничего, справимся. Главное ведь, чтобы шито-крыто, да? Так я буду держать язык за зубами. И думать не буду — чего проще? — Эльдин усмехнулась. Аллор улыбнулся ей в ответ:

— Бедная моя умница…

— Я не бедная и не умница, а счастливая до полной дурости…

— Счастливая ты моя дурочка…

Аллор осторожно обнял ее, привлек к себе. Прикосновения, полные горьковатой, исступленной нежности…

— У тебя серебряные иголки запутались в волосах… Осыпаются, как дождь. Не двигайся — хочу рассмотреть тебя получше…

— Еще надоест…

— Когда надоест, тогда и перестану. Ладно, хорошего помаленьку — потуши факел, что ли…

— А я и в темноте хорошо вижу…

Робкая, ломкая бережность, агатовое стекло горного озера, звездные искры на кончиках пальцев… Хрупкие сплетения ветвей на фоне зимнего неба, зыбкое кружево тумана. Медь опавших листьев на черной заиндевелой земле.