Алина Лис - Путь гейши

Тэруко то отворачивалась, то смотрела на него несчастным взглядом. Пожалуй, стоит с ней объясниться. В прошлый раз он был слишком зол и несдержан, наговорил лишнего. Не стоило.

Время для разговоров придет позже. Если Джин сможет пережить этот день.

Не нападение, нет. Скорее уж яд. Но способов поднести его не так уж много. На всякий случай он не пил и не ел ничего с утра, саке было предназначено для всех, значит, яд не в напитке. Но по обычаю, Джин должен пить первым. И если оставить отраву на дне посудины…

Он дождался, пока Лин наполнит чашу, а потом выронил ее.

— Простите, я такой неловкий.

На лице младшего атташе не отразилось ничего, и Джин с неожиданной горечью подумал, что устал от всего этого. Просыпаться от малейшего шороха, ждать удара в спину со стороны сородичей, подозревать всех и каждого.

Скоро все закончится.

Он произносил слова клятвы, сжимая маленькую твердую ладошку принцессы, а сам вслушивался и ждал подвоха.

Не может быть, чтобы Сунан и Мин так спокойно позволили ему жениться на последней из рода Риндзин и воплотить в жизнь амбициозный план отца.

Но где опасность? Откуда ждать удара?

Он мазнул губами по губам молодой супруги, каждым нервом, каждой клеточкой тела ощущая незримую опасность. И выпустил ее из объятий так поспешно, что это выглядело почти неприличным.

Но удара так и не последовало. Неужели покушения не будет?

Когда он подошел к выходу, резко заболела голова. Ток крови отдавался в ушах, в горле появилась неприятная сухость. Что это? Последствия паники или им все же удалось как-то подсунуть яд?

— Речь! — Многоголосый рев толпы.

Речь Джин продумал заранее. Слова, которые будут сегодня сказаны, — семена, брошенные в плодородную почву. Время урожая придет лишь через год, когда Тэруко подарит ему ребенка и проклятие будет снято.

Как жарит солнце. Словно раскаленным молотом бьет прямо в темя. И душно. Тревожная духота, как бывает перед грозой. От жары и запаха благовоний болит голова, звенит в ушах. Джин не в форме, но показывать это нельзя. Вассалы смотрят.

Он смог довести речь до конца. С доброжелательной улыбкой выслушал одобрительные крики.

Сейчас принцесса скажет пару слов и можно будет уйти с солнцепека. Под тентом повозки будет легче…

Тэруко выступила вперед:

— Слушай меня, народ Оясимы, — полетел над толпой ее звонкий голос. — Я — принцесса Благословенных островов, последняя из рода Риндзин, счастлива видеть здесь столько верных вассалов, приехавших со всех уголков страны на мою свадьбу.

В глазах потемнело, и Джин покачнулся. Что-то не так! Его все-таки отравили. Проклятое саке, проклятый Лин. Но как он сумел? Остальные тоже пили…

Быстрей закончить с официальной частью, отлучиться хоть на миг, чтобы вызвать рвоту. Здесь, на глазах у сотен вассалов нельзя. Он уничтожит весь эффект от прозвучавшей речи.

Почему яд подействовал так быстро, почти мгновенно? Что ему подсунули?

А принцесса между тем разливалась соловьем:

— Все мы помним, как осиротела Оясима, лишившись своего императора. Шин Ясуката спас тогда страну, уничтожив бунтовщиков. — Девушка сделала паузу и обвела притихших вассалов внимательным взглядом. — Но что, если Шин Ясуката и наслал эту напасть на Оясиму? Что, если он был сообщником клана Синохара и после, избавившись от императорской семьи, предал и уничтожил своих подельников?

Проклятье, да что она несет? Совсем с ума сошла?

Мыслям Джина вторил возмущенный ропот вассалов.

Совсем близко, ближе, чем над ухом, раздалось тихое рычание, и Джин похолодел.

Не яд — хуже. Много хуже.

Рвота уже не поможет. Разбуженный демон медленно поднимал голову, щурил круглые зеленые глаза. Принц опустил веки и вцепился в проклятую бестию.

Нет, только не здесь! Не сейчас, когда рядом столько людей и смешная девчонка, которую он только что назвал своей женой!

Он же убьет их всех!

Он балансировал на тонкой грани между самоконтролем и полным жажды крови безумием, изо всех сил пытаясь успокоить разбуженного демона, но тот не желал засыпать. Демон и так отдыхал слишком долго, теперь ему хотелось играть.

Сладкие игры, полные чужого страха, криков, боли и крови. Зарево пожара над чужеземным городом, ничтожные людишки, презиравшие его раньше, теперь разбегутся в ужасе. Их так забавно ловить и свежевать заживо…

— Ты бредишь, сестра? Замолчи! — Возмущенный голос сёгуна.

Люди рядом шумят, спорят о власти, бросаются оскорблениями, не подозревая, на краю какой пропасти находятся. Плавая в наркотическом трансе, Джин хватался за хищника, из последних сил пытаясь унять, удержать демона. Пальцы соскальзывали с огненной шкуры. Он слаб, слишком слаб. Наркотик…

Бурление толпы у ног. Звонкий голос принцессы, зачитывающий над ухом какие-то параграфы договора. Угроза сёгуна: «Я сам тебя заткну!»

— Оставь ее, мразь!

Резкий мужской окрик вырвал принца из транса. Он раскрыл глаза.

Человек, посмевший в лицо назвать верховного правителя Оясимы мразью, показался из-за статуи каменной собаки. Поднялся по ступеням, тяжело опираясь на нагинату. Простая одежда стражника не обманула ни гостей, ни Джина. Это горделивое лицо и сияющие синим пламенем глаза были знакомы большинству присутствовавших во дворе храма самураев.

Акио Такухати.

…Соперник!

Тигр чуть притих. Замер, принюхиваясь…

…интересно…

Визгливый голос сёгуна: «Изменник! Взять его!», замершие самураи. Ни один не бросился исполнять приказ верховного военачальника Оясимы.

Ледяной Беркут криво ухмыльнулся:

— Это ты — изменник и предатель. — И, обращаясь к принцессе: — Читайте дальше, ваше высочество.

Тэруко продолжила, но Джин уже не слышал ее. Потому что из-за статуи шагнула девушка в сиреневом кимоно. Ее взгляд не отрывался от опиравшегося на древко нагинаты мужчины, на лице читалась забота и неподдельная тревога.

…Моя добыча!

…Соперник — убить, растерзать.

…Самка — забрать, овладеть.

Тигр встряхнулся, скидывая человеческий контроль. И легким прыжком скользнул под крышу храма, где творилось столько всего интересного.

Толпа во дворе главного столичного храма бурлила и волновалась. На глазах глав кланов происходило невероятное, немыслимое. Звонкий голос принцессы все зачитывал и зачитывал пункты кощунственного пакта, и каждое слово было поленом на погребальный костер Шина Ясукаты.

Нужно прервать это! Пресечь минуты позора, лучше, если с жизнью наглой девки! Спасти все, что еще можно спасти, пока не поздно.

Взгляд Шина замер на злейшем враге. Тот стоял рядом с принцессой, опираясь на нагинату, и глядел — недобро, предупреждающе. «Только дай мне повод», — говорил этот взгляд.