Маргарет Уэйс - Сага о копье: Омнибус. Том II

— Карамон! — позвал Тассельхоф, надеясь отвлечь гиганта от постигшего его горя. — Карамон, поди сюда, мне кажется, ты должен взглянуть на это!

Но воин не обратил на настойчивые призывы кендера никакого внимания, и Тас отправился исследовать обнаруженный им объект самостоятельно. На самом краю улицы, в том месте, где, как помнилось Тасу, проходила граница небольшого парка, высился каменный обелиск, которого раньше здесь вроде бы не было.

Рассмотрев его получше, кендер понял, что в прошлый свой визит в Утеху этого камня он точно не видел.

Памятник был высоким и довольно грубо сделанным, однако он сумел выстоять под напором неистовых бурь и огненным шквалом. Поверхность его почернела и выкрошилась от страшного жара, однако, когда кендер начал стирать грязь, он разглядел под ней буквы, которые, как ему показалось, вполне можно было разобрать.

Тас очистил камень от толстого слоя копоти и пыли и долго смотрел на проявившиеся из-под них слова. Потом позвал негромко:

— Карамон.

Странная нотка, прозвучавшая в голосе кендера, проникла сквозь черный туман, окруживший Карамона, и заставила его поднять голову. Увидев странный обелиск и взглянув на необычайно серьезное лицо друга, он с трудом поднялся и, морщась от боли, подошел ближе.

— Что это? — спросил он.

Тас не смог ему ответить. Гигант подошел к кендеру и встал рядом, молча всматриваясь в грубо высеченные буквы незаконченной надписи:

Героиня Копья Тика Вэйлан Маджере Год смерти — 358 Дерево твоей жизни слишком рано срубили.

Не в моих ли руках был этот топор…

— Мне очень жаль, Карамон… — пробормотал Тассельхоф, беря гиганта за руку бесчувственными пальцами.

Карамон опустил голову. Затем он положил одну руку на камень и погладил его холодную, влажную поверхность. На камень упало несколько крупных дождевых капель.

— Она умерла в одиночестве, — прошептал гигант и, сжав кулак, неожиданно ударил по обелиску, до крови рассадив руку. — Это я оставил ее одну! Проклятье, я должен был остаться здесь, рядом с нею!

Его широкие плечи начали подрагивать от сдерживаемых рыданий. Тас, отвернувшийся, чтобы поглядеть на небо, заметил, что грозовые облака снова пришли в движение, и крепче сжал ладонь Карамона.

— Послушай, — серьезно начал он, — я не думаю, чтобы ты мог что-нибудь изменить, если бы был здесь…

Внезапно он замолчал, чуть не прикусив себе язык. Отпустив руку друга — Карамон этого даже не заметил, — кендер опустился на колени прямо в грязь. Его острые глаза заметили, как среди мокрой золы что-то тускло блеснуло в лучах бледного солнца. Тас принялся ладонями быстро откидывать жидкую грязь в сторону..

— Клянусь богами! — с трепетом прошептал он и поднял голову. — Ты был здесь, Карамон!

— Что? — всхлипнул гигант. Тас молча указал на разрытую землю. Карамон опустил голову и посмотрел вниз. У подножия обелиска лежал под слоем грязи его собственный труп.

По крайней мере он был очень похож на труп Карамона, ибо одет был в доспехи Саламнийских Рыцарей — в доспехи, которые Карамон носил во время битвы за Гномьи Врата и в которых он покинул Заман; они были на нем, живом Карамоне, даже сейчас…

Кроме доспехов, никаких иных примет, позволяющих опознать мертвого, они не нашли. В отличие от тел, лежащих в яме, более или менее сохранившихся под пластами глины, тело под обелиском почти полностью истлело. Под доспехами остались одни лишь кости, по которым можно было определить только то, что покойник был весьма крупного телосложения. В одной руке скелета, вытянутой в направлении каменного надгробья, было зажато зубило, словно воин умер в тот момент, когда высекал эту скорбную надпись.

Никаких признаков, указывающих на то, что могло его убить, Тас не заметил.

— Что происходит, Карамон? — спросил кендер дрожащим голосом. — Если это ты, значит, ты умер и поэтому не можешь сейчас стоять здесь рядом со мной…

Внезапно ему в голову пришла новая мысль.

— О боги! А что, если тебя тут нет? Вдруг я просто тебя выдумал?! — Он в отчаянии вцепился в хохолок на макушке и принялся крутить его с такой силой, словно хотел оторвать. — Вот не думал, что у меня такое живое воображение! Ты выглядишь как настоящий!

Кендер протянул руку и потрогал Карамона дрожащими пальцами.

— Да и на ощупь ты живой. Прости меня за такие слова, но и запах от тебя совсем как от настоящего Карамона, разве что спиртом не пахнет! — Тас в отчаянии заломил руки. — Карамон! Я схожу с ума! Как темные гномы из Торбардина!

— Нет, Тас, — пробормотал Карамон. — Все происходит на самом деле. Все реально, я бы сказал — даже слишком.

Он быстро заморгал глазами, но справился с собой и посмотрел сначала на труп, потом на обелиск, который был уже едва виден в неожиданно подкравшихся грозовых сумерках.

— Мне кажется, я вот-вот пойму, в чем тут суть, — неожиданно добавил Карамон и пристальнее всмотрелся в надпись на камне. — Ага! Вот оно! Тас, взгляни скорее на дату!

Кендер вздохнул и нехотя поднял голову.

— Триста пятьдесят восьмой, — тусклым голосом прочитал он. Затем его глаза широко раскрылись. — Триста пятьдесят восьмой! — воскликнул он. — Но мы же вышли из Утехи в триста пятьдесят шестом!

— Мы попали в будущее, — с благоговейным трепетом прошептал Карамон. — Мы забрались слишком далеко!

Грозные тучи, которые собирались над горизонтом, словно армия, готовящаяся к решительной атаке, оказались у них над головами незадолго до наступления вечера, милосердно прикончив умирающее над низким горизонтом, дрожащее, будто студень, солнце. Буря налетела с неистовой яростью. Порыв горячего ветра вырвал Тассельхофа из грязи, а Карамона швырнул спиной на каменный обелиск. Хлынул дождь, крупные капли которого были горячими и тяжелыми, как расплавленный свинец. Потом из туч посыпались градины величиной с кулак кендера, нещадно молотившие по головам и оставлявшие синяки на плечах.

Однако страшнее всего были извилистые разноцветные молнии, впивавшиеся в обгорелые пни, расщеплявшие их в клочья или превращавшие в пылающие костры, видимые, наверное, за сотню миль. Гром, сотрясая землю, гремел без малейшего перерыва, так что Карамон и Тассельхоф в конце концов наполовину оглохли.

Пытаясь найти хоть какое-то укрытие от дождя, они забрались в яму, которую Карамон выкопал в сочащейся влагой глине под огромным упавшим стволом. Из этой ямы они смотрели на неистовую ярость стихии и не верили своим глазам. Огонь, казалось, поднимался до самого неба, а ноздри и глаза ел горький дым полыхающих деревьев. Молнии были совсем рядом, вонзались в мертвую почву и выбрасывали в воздух огромные комья земли и обломки вывороченных с корнем гигантских пней.