Константин Соловьев - Геносказка

— Он любил вас. Отцы всегда любят своих дочерей, даже короли. Секретный закон геномагии. Серьезно, мне об этом рассказывала Гретель.

Принцесса слабо улыбнулась:

— Ваш отец любил вас, конечно?

Гензель вспомнил злой скрип отцовской механической ноги.

Скруээ-э-пп-п-п. Скруээ-э-пп-п-п.

«Ждите меня здесь, — сказал отец, — я скоро вернусь». И ушел, оставив их в чаще Железного леса.

Скруээ-э-пп-п-п.

— Конечно, любил.

— Тогда вам с сестрой повезло, — вздохнула принцесса. — Мой, наверно, тоже любил меня. А я его боялась. Глупо звучит… Но действительно боялась. У детей особенное восприятие, вы же знаете. Подчас оно способно вывернуть все наизнанку, как я сейчас понимаю. Отец всегда казался мне строгим. Нет, не так… Ох… Мне казалось, что он всегда смотрел на меня с каким-то… презрением, наверно. Он никогда не говорил мне добрых слов, только те, что утверждены высочайшим протоколом. Мне кажется, он делал вид, что меня и вовсе не существует. Может, я скажу глупость, но я боялась его. Дети — глупейшие существа. Я думала, он терпеть меня не может. Сперва — что это из-за матери, которая скончалась при родах. Лишь потом, когда открылась история с генокартой, я поняла… Все было гораздо хуже. И гораздо сложнее. Он любил меня, но вместе с тем он боялся и презирал чудовище, которое сам породил. Я не могу упрекнуть его за это. Он поддался малодушию и не уничтожил меня, когда я была младенцем. И с того дня я стала его наказанием. Его личной персональной пыткой. Он каждый день видел меня — генетическое отродье, убившее его жену и прикованное к нему золотой неразрывной цепью.

Принцесса Бланко вырвала из своей короткой прически несколько волосков цвета легкой ржавчины и стала с отвращением их разглядывать.

Гензель мягко выхватил их из ее пальцев. Дунул — и позволил улететь в темноту.

— Ваш отец любил вас, уверяю, ваше высочество. Просто он боялся показать свою любовь. Страх — одна из самых естественных человеческих эмоций.

— Даже когда она касается неестественного существа? — горько улыбнулась в ответ принцесса. — Я так боялась его, что даже не решалась заговорить. И каждый раз, когда он смотрел на меня, мне хотелось провалиться сквозь землю — прямо сквозь роскошные мраморные дворцовые плиты. Странно вспоминать, но в то время меня часто утешала мачеха.

— Королева-мачеха? — уставился на нее Гензель. Спохватился и попытался принять безразличный вид. — Кхм… Я имею в виду, между детьми и новыми родителями редко устанавливаются теплые… кхм…

— Она была странной. Носила какие-то страшные платья, не пользовалась генозельями и геноприпарками, что редкость при дворе… Читала непонятные книги и говорила непонятными словами. Вечно номинала Человечество, Извечное и Всеблагое. Любила рассуждать о том, что генетическую нить Человечества невозможно разорвать и что когда-нибудь, разоренное и изуродованное генетическими грехами, оно вновь очистится и обретет былое величие. Я знаю, сударь, вы верующий…

— Сестра называет меня сумасшедшим фанатиком.

Принцесса звонко рассмеялась.

— Ну, вы с моей мачехой Лит нашли бы общий язык!

Гензелю вспомнилась холодная келья и молчаливая женщина в строгом платье. Слепые лики святых, таращащиеся из стен…

— А вы — находили?

Принцесса замешкалась с ответом, по лицу проскользнула тень.

— Да, пожалуй. Если подумать, она была единственным человеком при дворе, который проявлял ко мне симпатию. Отец смотрел на меня как на ядовитое насекомое, прилипшее к сапогу. Придворные, чувствуя его настрой, тоже не спешили засыпать меня комплиментами. Я была призраком в королевском дворце, на меня предпочитали не обращать внимания. Это не очень сложно, ведь я обычно не решалась и рта раскрыть. А мачеха… Мне кажется, она любила меня. Или, по крайней мере, сочувствовала. А может, все это тоже шутки глупого детского воображения…

— Она не была жестка с вами? Не презирала?

— Ох нет. Хоть я и не была ее родным ребенком, у нас с ней не было генетического материала, королева Лит была добра со мной. Ну, насколько может быть добр человек, поглощенный верой без остатка… Все верующие обычно строги, священники вообще никогда не улыбаются. Они же считают, что все это, — принцесса обвела рукой столовую, — испытание, ниспосланное Человечеству для проверки и очистки. Но мачеха всегда находила для меня доброе слово. Мне приятно вспоминать о ней. Правда, и она не решалась на людях проявлять свое расположение. Наверно, боялась супруга. Едва ли он оценил бы подобную симпатию… Когда он был рядом, мачеха тоже не обращала на меня внимания, даже иногда шипела на меня для виду. Тогда это казалось мне хитрой игрой… Знаешь, дети, особенно одинокие, часто придумывают игры сами себе. Но у меня были самые необычные игры. «Постарайся забыть, что внутри тебя живет чудовище» и «Делай вид, будто боишься мачеху и любишь отца». Разве не забавно?

Гензелю захотелось помотать головой, чтоб вытряхнуть из нее винные пары.

Кажется, жизнь и в самом деле — забавная и сложно устроенная штука.

Вероятно, Тревиранус Первый и в самом деле когда-то презирал свою дочь-полукровку. Позор для правящей династии, пятно на безукоризненной генетической линии… Ему было отчего негодовать. И было отчего злиться. Но стоило только ей пропасть… Вот она, необъяснимая человеческая геномагия, которая происходит без склянок и таблеток.

Король вдруг понял, что Бланко, какой бы ни была ее генетическая природа, часть его самого. Может, небезупречная или даже ужасная, но неотъемлемая. С того момента это стало его бесконечной мукой. Он тосковал по дочери, которую сам же и оттолкнул своей злостью, и боль от этого должна была быть еще мучительнее. Теперь понятно, отчего он истощил казну, рассылая по всему королевству следопытов и охотников. Отчего на его лице безупречные черты оказались навек подавлены выражением усталости и тоски. Король Тревиранус Первый страдал, собственной рукой отрубив родственную плоть.

А королева!.. Злой парадокс судьбы. Королева-мачеха, возможно, когда-то и в самом деле любила маленькую девочку, напуганную и одинокую, от которой отказался весь мир. Даже ее суровая вера не позволила ей оттолкнуть несчастное дитя. Она была единственной ее заступницей в мире, состоящем из ненависти и презрения.

Но все мгновенно переменилось, как меняется цвет химической жидкости в колбе, стоило лишь принцессе подрасти. Из беззащитной девочки она превратилась в угрозу королевскому благополучию. Какова ирония! Королева-мачеха поверила фальшивой генетической карточке принцессы. Не зная, какие мрачные тайны скрывает фенотип падчерицы, она вознамерилась сжить ту со света, даже не предполагая, что Бланко не представляет для нее никакой угрозы.