Константин Соловьев - Геносказка

Гензель позволил акуле подняться к поверхности. Чтобы она взглянула его глазами в глаза Варраве. На многих это производило надлежащее впечатление. Особенно на тех, чье чутье и в самом деле отличалось тонкостью. Они ощущали, сколь малое препятствие разделяет человека по одну сторону — и безжалостного глубоководного хищника по другую.

— Пусть так, — медленно обронил Гензель. — Пусть этот ключ стоит целых десять золотых. Ты уверен, что хочешь расторгать договор из-за них?

У Варравы, несомненно, было невероятно хорошее чутье. Он понял. Но не испугался.

— Ради десятка золотых — разумеется, нет. Я заработаю в три раза больше на билетах, демонстрируя деревянного уродца на сцене. Но вот от миллиона золотых я бы, предположим, не стал отказываться.

— О каком миллионе ты говоришь?

— Знаешь, я ведь не всегда был директором театра. Когда-то и я был мальчишкой. Не деревянным, самым обычным. Тогда я еще бегал на своих двоих… В те времена я любил слушать сказки. Одну из этих сказок, милый Гензель, сейчас помнят, наверно, лишь старики вроде меня. Глупая старая сказка про америциевый ключ. И про сокровищницу, набитую самыми дорогими и редкими генетическими ядами на свете.

Варрава плотоядно усмехнулся. Добродушный, хитрый и капризный бородач пропал бесследно. Паук занял его место. И теперь этот паук наслаждался замешательством Гензеля.

— Ты не поверишь, но в глубине души я всегда оставался романтиком, любящим сказки. Разве стал бы черствый душой прагматик содержать такое заведение, как театр?.. Эта сказка мне всегда нравилась, хотя многие над ней посмеивались. Более того, я собирал все слухи, что ее окружали. Долго, кропотливо, годами. Мне попадалось множество самых занятных деталей, иной раз даже и явственные следы реальности этой истории, но вот чего мне никогда не попадалось — так это следов самого америциевого ключа. Ты помог мне ответить на многие вопросы, Гензель. Я это ценю. Теперь у меня остался только один. Где та дверь, что отпирается этим ключом?..

— Отдай его, — тихо сказал Гензель, глядя прямо в глаза Варраве. — И тогда мы уйдем отсюда так же тихо, как и пришли. Обещаю. Иначе твоим слугам придется драить этот кабинет еще усерднее, чем они ежедневно драят сцену. Это я тоже обещаю.

Его рука, уже не таясь, скользнула к спрятанным ножнам, привычно коснулась оголовья кинжала. Ему не нужен мушкет, чтобы превратить господина Варраву в набор аккуратно препарированных органов. Мешала лишь дурнота, вернувшаяся с еще большей силой. Она тревожила желудок и застила взгляд, словно оборачивая глаза Гензеля многочисленными слоями прозрачной полимерной пленки. Когда он моргал, эта пленка прилипала к векам.

Быстрее выбраться из этой норы — и все равно, с кровью Варравы на клинке или без…

— С тобой приятно было иметь дело, ты держишь слово, — кивнул Варрава, совершенно не тревожась. — За это я тебя и люблю, милый Гензель. К слову, мне не придется отрубать тебе пальцы, дробить колени и выковыривать глаза, равно как и твоей прекрасной сестре. Пару лет назад я бы, пожалуй, приказал это сделать, но сейчас… сейчас нет. Наверно, я стал слишком стар. Мне нет нужды вас пытать, я и так знаю, где дверь. Пришлось навести справки. Деревянный мальчишка раньше служил подмастерьем у старого шарманщика Арло. Дядюшка Арло, так ведь его звали? Я думаю, где-то в его домишке и находится нужная дверь.

Гензелю вдруг показалось, что воздух в кабинете Карраба Варравы стал сладким на вкус, но сладость эта казалась неестественной и неприятной, как приторный привкус несвежего мяса. Кожа на лице стала быстро неметь, точно кто-то невидимой иглой впрыснул ему прямо в затылок лошадиную дозу лидокаина. Он вдруг перестал слышать удары собственного сердца. Кажется, оно еще билось где-то в глубине его тела, но теперь было переложено десятками слоев плотной ваты и тряпья.

Отрава! — ударила откуда-то со стороны страшная мысль: Варрава отравил их!

Но ведь они даже не принимали ничего из его рук. Не пили вина.

Гензель выхватил кинжал. Когда-то это плавное и естественное движение занимало меньше времени, чем требовалось глазу, чтобы моргнуть. Теперь у него ушло на это куда больше. Мало того, рука была столь слаба, что чуть не выронила оружие, пальцы разжимались сами собой. Гензель зарычал, ощущая, как предательская слабость, не встречая сопротивления, овладевает его телом, распространяясь с током крови. Для нее не существовало барьеров, ей не требовалось долгой осады. Кто-то впустил отраву в его тело, и теперь она просто брала то, что принадлежит ей.

Гензель с трудом повернул голову на деревянной шее и обнаружил, что Гретель уже лежит на полу, уткнувшись лицом в ковер. Мертва?.. Отчаяние черным псом вонзило клыки в сердце и превратило его в лохмотья.

Он ударил Карраба Варраву кинжалом. Снизу вверх, как бьют в переулках, чтобы перечеркнуть его жирное надувшееся тело короткой извилистой молнией шипящей стали. И позволить внутренностям господина директора шлепнуться на роскошный ковер, сделавшись еще одним украшением кабинета.

Улар получился столь слаб и предсказуем, что уклониться от него не составило труда и лишенному ног инвалиду. Карраб Варрава поморщился и шлепнул Гензеля по руке. Боли не было, он даже не почувствовал прикосновения, но кинжал беззвучно выпал из пальцев.

— В нашем мире, где все сущее постоянно меняется, предсказуемость — самая опасная черта, — задумчиво произнес Карраб Варрава. — Ты всегда был подозрителен, милый Гензель. Это тебя и сгубило. Твоя подозрительность была слишком предсказуемой. А ведь я предлагал тебе вина, как старый друг… Впрочем, ты, наверно, уже и так все понял. Яд заключен в газе, которым незаметно пропитывается мой кабинет. А нейтрализующее его вещество как раз и заключено в вине, от которого ты так самонадеянно отказался. Всего один тост мог бы спасти твою жизнь. Есть в этом определенная ирония, верно?..

Гензель попытался сделать шаг к Каррабу Варраве, но в этот раз его подвели ноги. Суставы заржавели, в костях, мгновенно и произвольно смещая центр тяжести, катались ртутные шары. Он чуть не рухнул ничком, едва успев упереться коленом в пол.

Карраб Варрава в задумчивости оторвал безвольно повисшую пиявку от своей щеки, покрутил в пальцах и сдавил. Ее внутренности прыснули во все стороны, как мякоть перезревшего плода. Но крови в ней не было, лишь какая-то студенистая зеленоватая субстанция, от которой он брезгливо вытер ладонь.

— Яд не смертелен, — пояснил он неспешно. — Мне нет интереса убивать вас. Я работник искусства, а не убийца. О, вижу блеск в твоих глазах, милый Гензель. Ну ладно, ты-то все и так понимаешь. Конечно, мне нужно избавиться от вас двоих. Поворачивать ключ в замке может лишь одна рука, ну а лишние уши тут и подавно не нужны. Но вот ведь загвоздка… Не так-то просто прикончить самую известную во всем Гунналанде геноведьму! С этими тварями всегда приходится держать ухо востро. Вдруг у нее в крови хитроумный нейротоксин или еще какая-нибудь штука… Известно, геноведьмы необычайно мстительны и коварны. К тому же ее исчезновение может встревожить многих достаточно уважаемых людей в Вальтербурге. Нет, старику такие проблемы не нужны.