Элеонор Бирке - Школа мечтателей

— Этот монстр вовсе не похож на водоросль, — указала на выход Элфи.

— Ничего себе любители природы! Да она съест все живое при желании. Жуть, — согласилась Кати и быстро выскочила через пасть в школьный холл.

— Подруга я спасу тебя, — Элфи помчалась за ней. Она с разбегу схватила в объятия Кати и прокричала: — Умирать так вместе.

Девчонки смеялись и не могли остановиться. Они вышли из школы и направились к круглой площади. Пройдя по праздничному полосатому ковру, теперь уже без громких оваций, но все же с премилым букетом незабудок, Элфи вдруг резко развернулась, схватилась за затылок и уставилась на корпус Купола Природы. Она выглядела напуганной и что-то искала взглядом.

— Что ты там хочешь увидеть, Элфи? Ты чего?

— Так странно, такое ощущение, будто меня стукнули чем-то прямо в затылок. Я чувствую, там кто-то есть, и он смотрит на меня, — Элфи побледнела, и даже губы потеряли алый оттенок.

Зрачки метались, изучая фасад школы и вдруг застыли: в окне, обрамленном зарослями дикого огурца, в тени, стоял мужчина и смотрел на Элфи. Он нервно дернул со стебля колючий огурчик и скрылся из виду. Элфи захотелось убежать прочь, но силы вмиг истощились. От беспомощности слезы покатились по холодным щекам:

— Я хочу домой. Мне надо домой. Уйти отсюда.

Кати поддержала подругу и отвела к ближайшей скамейке. Элфи села на нее, потом легла на бочок, провела ладонью по лицу и потеряла сознание. Кати охватила паника, она принялась кричать и звать на помощь:

— Помогите! Кто-нибудь! Элфи! Элфи! Очнись!

Слава мечте, в этот момент на крыльце показались Смолги, родители Элфи. Они закончили свои дела и вышли из здания школы.

Генри услышал зов о помощи и заметил одуванчик пышного платья на скамье, который он тут же узнал. Вокруг носилась Кати и размахивала руками. Генри подскочил к ним в одно мгновение, дотронулся ладонью до лба дочери, потом приложил ухо к ее груди:

— Переволновалась видимо. Так ждала… — он осматривал дочь, а Кати всхлипывала с опаской:

— Мы шли, смеялись… все было хорошо…

Пока Генри аккуратно брал Элфи на руки, Магдалена что-то нашептывая, совершенно спокойная подошла и положила руку на плечо Кати:

— Все будет в порядке, Кати. Не волнуйся. Подними свои цветы. Мы проводим тебя, но сначала отнесем Элфи домой.

Испуганная малышка кивнула, вытерла ладошками мокрое от слез личико и взяла свои розы. Незабудки, лежащие на скамейке, она вручила миссис Смолг, потом обняла обеими руками запястье Магдалены и сказала:

— Конечно, пойдемте домой. Все будет в порядке.

Сияющий, наполненный радостью, Харм вышагивал по улицам Воллдрима. Сытый, наверное, первый раз в жизни, и полный впечатлений, он возвращался домой. Найти путь назад не составило труда. Дорога, украшавшая шествие вэйосов, все еще выделялась нарядом. Много вэйосов встретилось ему по пути. Все возвращались с пышного праздника. Их старшие братья и сестры пока оставались в школе, ведь с первого дня они усердно принимались за учебу.

Харм не мог поверить: жизнь бывает другой. Столько вокруг происходит, а он не видел ничего. Шесть лет только семья была его миром, однако жилось в нем так не уютно.

Старший Дриммерн, по имени Константин, никогда не ругал детей, но и приласкать не стремился. Даже малютку Сару. Пройдет мимо, будто он единственный человек не только в доме, да во всем мире. Не отец, а постоялец: поест, поспит, прогуляется по двору, а потом усядется у окна и будет смотреть неведомо куда. Уляжется на кулаки, станет вздыхать и мучиться тоской. Попытки изменить свою жизнь не входят в его планы. Все это не важно. Разломанная печка в бане или рухнувший сарай на дворе, починить? Нет! Зачем?

Его жена Ольга, рыжеволосая женщина с когда-то красивым лицом, сейчас, из-за прилипшей к ней угрюмости и бесконечных домашних дел, с глубокими, почти старушечьими морщинами, выглядела намного старше своих лет. Неаккуратно скрученные волосы, прищепленные старой пошарпанной заколкой, загрубевшие кисти рук и грязные кривые ногти, высохшее тело, уставший взгляд — вот, что стало с привлекательной женщиной за годы домашней каторги. Круглые сутки в напряжении, она как ястреб, летает по дому с глазами, рыщущими в поисках пыли или не протертого после ужина стола, с постоянными мыслями о недоделанных делах, о не помытой посуде или не прополотой на дворе гряде. Бывало, Ольга вскочит посреди ночи и пойдет драить печь, поливать огород, чистить кастрюли. Сначала ей хотелось переделать все домашние дела, но работы меньше не становилось. Постепенно бытовые проблемы заняли все ее существо, и теперь в том исчез всякий смысл, а жизнь превратилась в бесконечную хозяйскую рутину.

Стив, двенадцати лет, чем-то походил на Харма. Старший из сыновей, молчаливый и безучастный, избегал любого общения. Что творилось у Стива в голове, никто не мог сказать. Возможно, он страдал или его наполняло безразличие. Трудная, повседневная работа не выматывала его, бездействие не вгоняло в тоску. Он словно не существовал. Лишь выполненные поручения указывали на его присутствие.

Средний сын, Майкл, белокурый мальчуган с огромными голубыми глазами. Не такой суровый и замкнутый, он все же обладал некоторыми несвойственными старшим Дриммернам качествами. Добрый мальчик по своей сути не находил отклика в семье и лишь рождение младшей сестры наполнило его жизнь хоть каким-то смыслом. Выражать радость и любовь Майкл не посмел бы, да и вряд ли понимал значение этих слов. К счастью маленькой Сары, в душе его горела искорка, к сожалению, разгореться огню не позволяло тяжелое, гнетущее окружение.

Пожалуй, единственная не принимала положение вещей в доме, младшая, Сара. Она искала общения и внимания, однако приходилось довольствоваться малым: Майкл накормит, уложит спать и обнимет, если приснится страшный сон. Поговорить и успокоить он не умел.

Эти близкие, но такие далекие люди ждали Харма за воротами его родного дома. Душа малыша Дриммерна переполнялась чем-то светлым и хорошим, и он жаждал поделиться счастьем с ними. Харм смело вошел во двор.

— Харм? Ты где был? Мама искала, — встретила брата младшая сестра. — Ты не начистил картошки к обеду. Она злится.

— Сара! Я видел такое… Ой, я тут принес столько всякого… мама обрадуется… Там на площади такое здание, такое огромное, а внутри еще лучше и красивее. Столько проходов и комнат. Можно даже заблудиться. Вот бы мама позволила туда вернуться…

Сара замерла и слушала с удивлением. Она привыкла к молчаливому, угрюмому брату, а сейчас перед ней стоял другой человек: возбужденный, взбудораженный. Она смотрела на Харма и восхищалась. Впервые увидав нечто восхитительное во всегда безразличном брате, крохотное сердечко запрыгало от радости: