Андрей Попов - Кукольный загробный мир

— Иду, иду! — именинница открыла дверь. Там во всей красе стояла Галя Хрумичева.

— Леночка, поздравляю тебя ужасно! Всего, всего, всего! — и Хрумичева вручила ей огромный сверток, перевязанный гофрированной ленточкой.

Не прошло пяти минут, как явился Парадов в новеньком черном костюме. Он ничего не сказал, только интригующе улыбался, затем прошествовал в зал к окну и для чего-то раздвинул шторы. Там уже показывали поздний вечер с первыми зевающими звездами и бледным осколком луны. Погода выдалась на редкость ясная, будто знала, что в дни рожденья невежливо хмуриться.

— Елена! — громко произнес Алексей. — Айда сюда!

Анвольская растерянно передернула плечами и приблизилась.

— Елена! — ее гость протянул руку в сторону оконного стекла. — Я дарю тебе половину звездного неба! Владей!

— Ох, Парадов, Парадов… — хозяйка покачала головой. — Ну, хотя б за звездное небо спасибо.

— Хотя бы?! Тебе что, мало?! — Алексей сыграл роль крайне изумленного благодетеля. — Да я подарил бы и полное небо, мне не жалко! Только вот вторую его половину я по пьяни в карты кому-то проиграл… Не помню уже.

— Леша, не слушай никого, это замечательный подарок! — вставила Хрумичева. — Эх, где же мне найти таких романтиков? Одни циники вокруг.

Неволин неодобрительно засуетился, точно речь зашла о нем лично:

— Не такие уж и циники, я вон цветов накупил, — и гордо посмотрел на свой букет, стоящий в самой красивой вазе.

Парадов подошел к Анвольской и уже тише произнес:

— Да ладно, думаешь я жмот какой? На вот! — он достал из внутреннего кармана пухлую четырехцветную ручку. — Ей, кстати, можно двойки в дневнике подделывать.

— Спасибо.

Именинница была одета в богато вышитое узорами перламутровое платье с переливами. Не советского покроя — это точно, если только в городское ателье не устроилась некая швея-кудесница. Лена, дабы оборвать ненужные пересуды, сообщила, что платье куплено в Чехословакии. Подружки завистливо поглядывали в ее сторону, искренне лицемеря в своих словесных восхищениях.

— Ну, Ленок, ты сегодня вся из себя! — Таня Грельмах, единственная из девчонок, кто выглядел хотя бы не хуже хозяйки, от души хлопнула в ладоши.

Вот еще один мелодичный звонок, и на пороге, скрипнув гостеприимной дверью, появилась новенькая. Она стояла со скромным букетом цветов и непониманием, зачем ее вообще сюда позвали. Стас почувствовал, что слегка вспотел от волнения. Анвольская уже бежала навстречу:

— Проходи, не стесняйся, сейчас ты со всеми познакомишься и подружишься. Здесь отличная компания, ко мне кто попало не приходит. — И, обращаясь уже к остальным, громко добавила: — Так, народ, это Даша, она будет учиться в девятом «б». Ведите себя подобающе.

Проходя к праздничному столу, Лена чуть заметно похлопала Литарского по плечу: мол, я свое обещание выполнила, а с тебя когда-нибудь взыщется. Стас понял, что настала пора действовать, и для начала, привлекая к себе внимание, он как бы невзначай произнес:

— Зря в девятый «б», он проклят. Надо было в наш класс проситься.

Даша внимательно посмотрела на него, но ничего не ответила. Села на диван рядом с вертящейся юлой Хрумичевой. Та натянуто улыбнулась и пожала ей руку. Всю нарождающуюся идиллию испортил Парадов, гад такой. Он сказал:

— В том классе «бэ» все так себэ, но в нашем «а» — вааще тоска.

— Дурак! — просто, не утруждая мозг, ляпнула Таня Грельмах.

— Откуда ты знаешь, вдруг я умный?

Запахи с праздничного стола для некоторых уже становились невтерпеж. Ватрушев, чтобы отвлечься, принялся рассказывать остальным о своем любимом футболе, и почему он несомненно интереснее хоккея:

— Там профессионализма больше. Красота движений, понимаете?

Скептик Неволин пытался возражать:

— Зато в хоккей наши чаще выигрывают. А если нужна красота движений, смотри фигурное…

— Так, народ! — Анвольская постучала вилкой по пустому бокалу. Возможно, не ведая того, взяла ноту «соль». — Все в сборе, прошу к столу.

Сейчас перед Стасом стояла непростая задача: умудриться сесть за стол так, чтобы оказаться лицом к новенькой. Но не получилось. Хаотичная толпа гостей быстро позанимала все козырные места — возле спиртного да возле сладостей, а самым нерасторопным осталось то, что осталось. Даша села на самом краю, ближе к зудящему политикой телевизору.

— Кто-нибудь скажет тост? — спросила Лена, разливая по бокалам темное молдавское вино. — Кто-нибудь вообще умеет говорить тосты?

— А пусть Парадокс скажет! — предложил Ватрушев, по инерции все еще размышляя о своем футболе.

— Во-во, правильно, — быстро согласился Литарский. — Хоть раз его острословие в нужное русло будет направлено.

Алексей не возражая поднялся, поправил на шее несуществующий галстук, аккуратно взял наполненный бокал и с чувством, с толком, с расстановкой начал говорить:

— Один древний философ, цитируя еще более древнего философа, который, в свою очередь, ссылался на совсем уж древнего-древнего философа, как-то сказал…

И тут он замолчал, потупив взор о блюдо с жареной курицей. Дело в том, что идя на день рожденья, он придумал только первую часть своей застольной речи, концовка была еще недоработана. Вернее ее вообще не было. Все гости замерли и ждали продолжения, заинтригованно смотря ему в глаза. Даже с большим пиететом, чем обычно смотрят на учителей. Неволин первый не выдержал:

— Чего тот философ сказал-то?

— Он сказал так: живи, Елена Владимировна, долгие-долгие столетия!

— Вообще-то я Витальевна.

— Вот поэтому он давно и умер, неграмотный был. — Парадов сделал такой кислый вид, будто пришел сюда не праздновать, а поминать выдуманного философа. Вино выпил в несколько глотков.

За ним последовали остальные, элегантно опрокидывая содержимое бокалов в пустые желудки. Парни откровенно морщились, Ватрушев досадовал:

— Ну и кислятина! В ней градусы хоть есть? У нас в детском саду перебродивший компот и то крепче был.

— Ну, извините! — Анвольская развела руками. — Пьянка не планировалась.

Звуки вилок и ложек, постукивающих по тарелкам, походили на приглушенные звуки мастерской Пимыча, когда там делали очередную партию табуреток. Началась болтовня о том, о сем. Каждый пытался острить умом, хотя до Парадова всем было далеко, а тот погрузился в несвойственную ему задумчивость. Стас украдкой поглядывал на Дашу, надеясь поймать ее ответный взгляд, но та уже вовсю сдружилась с Таней Грельмах, и они оживленно что-то обсуждали. Что угодно, только не его присутствие. Девчонки, возможно, под влиянием легкого алкоголя, принялись все громче и откровенней говорить о разных парнях, забывая, что некоторые представители этого вида сидят сейчас с ними за одним столом. Галя Хрумичева после очередного глотка вина мечтательно закатила глаза и произнесла: