Наталья Жильцова - Отбор

Нет, нельзя об этом думать.

Я резко выдохнула и мотнула головой. Впереди достаточно испытаний, чтобы какое-то из них не пройти. Ведь если не стараться — победить невозможно, верно?

А отбор все продолжался. Казалось, что время уподобилось смоле — стало таким же липким и тягучим. Все чаще и чаще я поглядывала на браслет с часами, но лишь когда стрелка достигла отметки в семь часов вечера, прозвучало вожделенное объявление:

— И вот дорогие дамы и господа через арку прошла последняя претендентка, которая, как это ни печально, тоже отправляется домой.

По поводу дома я с диктором была абсолютно не согласна, и с удовольствием уступила бы той девушке свое место. Но — увы.

— Подводя итоги, хочется отметить, что на этот отбор откликнулись абсолютно все приглашенные девушки, — продолжала торжественно вещать дикторша. — Однако из двух тысяч кандидаток продолжат проходить испытания лишь двадцать три счастливицы. И на этой приятной ноте мы сделаем небольшой перерыв в трансляции. Уважаемые зрители, ждем вас у экранов после перерыва на рекламу. Нас ждет еще много интересного!

Стоило трансляции прерваться, как дверь моей кельи без стука распахнулась, и на пороге появилась очередная служительница храма. Девушка держала в руках поднос, на котором возвышался графин с водой и тарелка овощного рагу.

Несмотря на то что монастырский ужин выглядел скудно, я осознала насколько проголодалась. Ведь не ела-то с самого утра! И как только поднос был водружен на тумбочку, а девушка исчезла за закрытой дверью, я тотчас приступила к еде.

Обманчиво простое блюдо неожиданно оказалось вкусным и питательным. Под конец я даже почувствовала легкий прилив бодрости — похоже, в еду были добавлены какие-то тонизирующие специи. А едва я закончила с ужином, как служительница появилась вновь.

Случайность? Вряд ли. Скорее всего, даже в кельях за нами следили.

«Значит, даже оставаясь в одиночестве необходимо себя контролировать», — сделала мысленную пометку я.

Девушка тем временем протянула мне небольшой сверток и сообщила:

— Для следующей церемонии вам необходимо переодеться. В келье необходимо оставить все ваши личные вещи, украшения и белье. Кроме этой сорочки на вас ничего быть не должно.

— А родовой перстень? — принимая вещь, с легким беспокойством уточнила я.

Кольцо на моей руке было с совершеннолетия, и расставаться с ним не хотелось. Тем более что оно являлось не просто украшением, но еще и некоторой гарантией моей безопасности.

— Перстень не является исключением, леди, — откликнулась служительница. — К тому же, пока вы находитесь в статусе невесты, вы не принадлежите роду. Каждая из невест с момента прохождения через арку является исключительной собственностью императора.

От подобной новости я аж дар речи потеряла. Чувствовать себя вещью, было не просто неприятно — возмутительно! Я — герцогиня! Мой род мог поспорить древностью даже с самими индарийцами! Но…

Но выбора не оставалось. Пришлось титаническим усилием удержать на лице спокойное выражение и ровно проговорить:

— Хорошо. — После чего я вдруг поняла, что под тонкой тканью не чувствую больше ничего. — А обувь?

— Обуви для прохождения этого испытания не предусмотрено.

— Погодите, — кажется, с таким трудом обретенный самоконтроль вновь пошатнулся. — Вы хотите, чтобы я шла босиком? По каменному полу? Неужели даже легких тапочек не полагается?

— Все делается только для вашей безопасности. Враги Короны изобретательны и даже в обуви могут спрятать какое-то оружие, — безэмоционально прозвучало в ответ. — Пожалуйста, переоденьтесь, леди. Как будете готовы, выходите. Я буду ждать вас снаружи.

Служительница вновь вышла.

«Что ж, остается надеяться, что император заготовил партию зелья от простуды», — мелькнула мысль, и я потянулась к застежкам платья.

Благо помощи, для того чтобы от него избавиться, мне не требовалось. Как говорила бабушка: «Хочешь быть хорошим правителем, будь самостоятельным даже в мелочах». Поэтому большая часть моей одежды, включая и это дорожное платье, была пошита с учетом возможности самостоятельного разоблачения.

Учитывая подозрения о том, что за мной, скорее всего, наблюдают, разделась быстро, и еще быстрее натянула тонкую белоснежную сорочку. А когда увидела результат, едва не сдержала обреченный стон.

И вот в этом, они хотят, чтобы я показалась на людях?! Да, сорочка была длинной, но приталенной, на тонких невесомых лямочках и… она была полупрозрачной!

Стыд-то какой! Даже перед стражниками и служительницей в таком показаться — стыд!

Да, под такую условную одежду точно ничего не спрячешь, но… но… они тут совсем на безопасности, похоже, свихнулись!

На этот раз, чтобы взять себя в руки, пришлось несколько раз глубоко вздохнуть. После чего медленно снять родовое кольцо, скользнуть на прощание пальцами по огранке бриллианта и с обреченностью смертника шагнуть к выходу.

Перешагнув порог, я вновь оказалась в окружении охраны и почувствовала, как запылали от смущения щеки. Ощущение собственной обнаженности так и норовило заставить меня зябко обхватить себя руками.

Но я не могла показать свою слабость, поэтому продолжала шагать босыми ногами по холодному полу и старалась не думать о том, что ждет дальше. В конце концов, я такая не одна. И эти постыдные минуты необходимо просто перетерпеть.

По счастью, идти пришлось недалеко — лишь подняться на пару пролетов вверх по лестнице. Открыв передо мной дверь, служительница посторонилась. Сама она, как и охрана, похоже, намеревались остаться за порогом.

Я же вошла в просторную круглую комнату, которая, судя по всему, находилась в одной из башен храмового комплекса. Свет заходящего солнца проникал из огромных панорамных окон и проходил сквозь тонкие сорочки находящихся в помещении шестерых простоволосых девушек. Благодаря этому сквозь ткань легко просматривались силуэты аристократок, что делало нас всех еще более обнаженными.

Девушки держались по отдельности и меня одарили лишь быстрыми взглядами. Почти все — одинаково бледные и, как я, смущенные собственным видом. Пожалуй, только Изабелла стояла спокойно и уверенно, словно на ней красовался праздничный наряд.

Отчего-то именно уверенность молодой графини заставила успокоиться и меня. В конце концов, ни отсутствие одежды, ни отсутствие родовых регалий не отнимает у меня того, кто я есть.

«Страх и неуверенность убивают разум, Ариана, — любила повторять бабушка. — Разум, который у каждой из рода де Арден в любой ситуации должен быть холоден и исполнен достоинства».

Походке как-то разом вернулась плавность, и, не желая жаться у стенки, я прошла в зал.