Кэрол Берг - Песня зверя

— Вспомни, — произнес я опаленными губами и потрескавшимся языком. — Это твой слуга… твой брат… Эйдан пришел освободить тебя. — И я заставил себя ждать — долго, очень долго, краткий миг, всю оставшуюся жизнь.

— Эйдан, любимый… — Образ стал куда ярче.

— Я здесь, — ответил я.

— Мой. Мой. Потерянный. Помню тебя… сломанный, одинокий, печальный…

— Нет, я не печалюсь больше, — сказал я. — И больше не одинок. Твой голос — утешение и отрада мне.

Он был со мной. Голос, который я чувствовал — потому что я его не слышал, это слово тут не подходит, — и в самом деле был голосом того, кого я почитал богом. Я не мог найти другого имени для подобного создания. Сейчас, как и в наши первые дни, когда я был еще ребенком, разум был погребен в нем так глубоко, что я едва различал образы, которые он вливал в меня так щедро, — лишь бессмертную их красоту, любовь и радость, с которой он их создавал.

Я бы веки вечные упивался его дикими видениями, но перед глазами поплыла тьма, а грудь словно бы терзали когти из расплавленной стали, и было не вдохнуть. Я горел, я умирал…

— Роэлан, вспомни! Роэлан, лети, лети радостно и свободно!

Миновал покой, который время так милостиво мне даровало, и, открыв глаза, я увидел, как пылают мои протянутые руки. Клочья пылающей одежды обратились в пепел и упали наземь, но плоть, к моему изумлению, не обуглилась. Волосы, сгорая, превращались в скрюченные угольки, кровь закипала в жилах и яростно билась о кожу, я скорчился на черной оплавленной земле, но не умирал. Сама боль каким-то безумным образом превратилась в почти невыносимый восторг.

Гори, любимый, в пламени моей жизни. Дай мне вспомнить…

Миг, минуту, день горел я в драконьем огне. Я был словно детеныш — детская чешуя обгорела, я стал взрослым, я был среди взрослых, и мы щедро делились друг с другом дарами, которыми осыпали нас боги. Как все просто. Его освободила песня. Слова, которые произнесла Лара, слова, которые так долго извращала парализующая волю власть кровавиков, вернулись к чистоте и ясности. К музыке, которую мы вместе сотворили. Это Роэлан был мне третьим крылом — он возвысил меня на несколько мгновений над бренной жизнью, показал мне ее чудеса, — а теперь я напомнил ему о его душе.

Пламя померкло и потухло. Дракон вытянул шею и затрубил победно и радостно, осыпав меня, словно благословенным дождем после долгой засухи, холодными синими искрами. И я — обессиленный, крошечный, не способный сейчас даже на самую жалкую мысль, — поднял руки и безумно расхохотался, радуясь вместе с ним, потому что каждой частичкой, каждой косточкой чувствовал: Роэлан свободен. Пусть я оглох — наверно, так и есть, — но радость в его крике я слышал. Пусть я ослеп — таким невероятно ярким было его пламя, — но в его глазах я видел, как изменился мир, — словно отдернули залатанную серую завесу. Звезды сияли на бархатном небе, словно рассыпанные бриллианты; над заснеженными вершинами на юге бушевала розово-оранжевая летняя гроза. И словно солнце, с приходом рассвета являющее свое великолепие, Роэлан развернул крылья, сияющие золотым, красным и зеленым, — и вот во славе своей взмыл он в ночное небо, расколов небеса радугой пламени, и исчез за горизонтом. Слезы хлынули у меня по щекам, и я скорчился, нагой и одинокий, на черной колючей земле.

Миг или час — не знаю, сколько у меня ушло на то, чтобы вновь обрести подобие разума, — я не был в состоянии осознать ни настоящее, ни будущее и не знал даже, понял ли кто-нибудь, насколько странно то, что жизнь моя продолжается. Я мог думать только о Роэлане. Станет ли он мстить Всадникам или королю Ренальду и его воинам? Я жаждал знать, что он намерен делать и к чему приведет таинство этой ночи. Сгорая в его пламени, я ощутил, что сердце мое возродилось и что во мне шевельнулись слова и мелодии, которые я почитал давно мертвыми. Но когда время прокралось на круги своя и я взглянул в пустые небеса, меня снова окутала тьма, и кости, согревшиеся и ожившие в огне, снова заболели.

Я беспокойно оглянулся через покрытое шрамами плечо. Никого кругом не было. Хижина всадника была пуста, на склоне тоже стало тихо. В раскинувшемся передо мной лагере царили тьма и тишина. Должно быть, все решили, что я мертв, — и так ли уж они неправы? Может быть, теперь я привязан к этому месту, превратившись в привидение, и обречен до скончания веков тревожить покой Абертенского лагеря. Откуда, интересно, у привидений их прозрачные одеяния? Я бы, пожалуй, не отказался от такого — по голой коже на предрассветном ветру побежали мурашки.

С трудом поднявшись на ноги, я попытался решить, что же теперь, во имя Семерых, мне делать. Мелочность и незначительность горделивых замыслов Нарима заставили меня тихонько рассмеяться. Мысль, что человеку или элиму под силу предсказать поступки дракона, освобожденного после пяти сотен лет мучений, была не менее смешной, чем зрелище голого безволосого человека, в предрассветный час бредущего по драконьему лагерю. Кое-как мне удалось сообразить, что делать прямо сейчас, но представить себе сколько-нибудь отдаленное будущее было решительно невозможно.

Нарим был уверен, что после всего этого Роэлан покорится мне, и я взлечу в небеса на драконьей спине и ринусь освобождать других драконов, а потом поведу их к озеру огня, чтобы вернуть им голос и разум. Но Роэлан не был моим рабом, как и я больше не служил ему. Может быть, когда-нибудь он снизойдет к моим нуждам и поможет мне, как я помог ему. А может быть, и нет. Я предложил ему свои услуги, но разве можно ждать чего-то взамен? И я ни за что не сел бы ему на спину. Он же не зверь.

Да и Лара не согласилась бы на это. Лара! Понемногу я начал вспоминать, как все было. Всадники… Они схватили Лару, когда она подняла руку и повергла меня в пламя. Ваниров огонь! Что же с ней сделают, когда узнают, что Роэлан свободен?

Сбросив оковы слабости, заставив дрожащие ноги идти, я взобрался по откосу туда, где оставил ее. На валунах, где она стояла так горделиво, виднелись пятна крови. Ларин кинжал, валявшийся поблизости, тоже был в крови. Кровь была черная, сухая и холодная. Хлыст застрял в расселине.

Надо найти Лару.

Одеться. Элимы прислали мне смену одежды, просто у меня не было времени на переодевание, потому что Лара начала ритуал. И если Всадники не наткнулись на наш тайник…

Нет, не наткнулись. Я спрятался за валунами и натянул штаны, рубаху и фуфайку, а поверх накинул брошенный бархатный плащ. Мне все никак не удавалось унять дрожь. Книга Нарима так и осталась лежать в грязи там, где я ее бросил. Ветер рассеянно шевелил страницы. Я поднял книгу и сунул в карман плаща. В планах Нарима я успею разобраться, когда найду Лару.

Из дальнего конца лагеря раздался громкий рев. Я съежился за камнями. В небе полыхнула белая зарница. Казалось, будто над западным горизонтом вот-вот взойдет солнце. Но тут из пламени вместо солнца возник дракон, потом второй, потом третий… Драконы распростерли крылья, могучие создания вились и играли, словно дети, их крики пронизывали до костей, как радостный гром, и я всем сердцем почувствовал поток их благодарности. Наплыв их слов был так силен, что мне с трудом удавалось дышать, и сердце едва не остановилось. И только когда они скрылись за горизонтом, я сумел собраться с силами и ответить им.