Игорь Ковальчук - Бастард: Сын короля Ричарда

Дик вдыхал аромат увядающей зелени и спелых фруктов, остатки которых, украшающие траву, подъедали свиньи, и молодому рыцарю почему-то вспомнилось, как пекли хлеб из молодого зерна в его родном Уолсмере, и происходило это именно в конце сентября, до того хватало старых запасов. В Корнуолле в это время пахло яблоками, здесь же — апельсинами. Апельсины вызывали у него изжогу.

За апельсиновой рощей укрывалось селение, но дома Ричард решил объехать стороной, и его конь, то мотая головой, а то начиная тянуться в сторону, которая казалась ему особенно соблазнительной, весело прошелся копытами по каким-то посадкам. Молодой рыцарь лениво оглядел деревню — немного домов, поля, пастбище в отдалении. За селением начиналась каменная ограда какой-то виллы, а с другой стороны от нее — домик, сложенный из камня и до самой крыши оплетенный диким виноградом. Вокруг него тоже что-то росло, но тем не менее хватило одного взгляда, что понять — дом не крестьянский. Двери не было, полог откинут, и, заинтересовавшись, Ричард спешился, кинул повод (жеребец очень обрадовался, с места рванул куда-то, Дик едва успел его перехватить) и направился внутрь.

— Государь! — окликнул молодой рыцарь. Король отмахнулся. Для того чтоб войти, ему пришлось сильно наклониться. Он исчез в полутьме хижины, и корнуоллец заторопился. Лошадей следовало привязать, чтоб не убежали, чтоб не ловить их по всем окрестным полям, а подходящего кольца, выступа или деревянного столба не было. Выбрав ветку покрепче, молодой рыцарь закинул поводья и затянул их узлом. Черный жеребец посмотрел на него укоризненно.

Хижину (вернее, очень аккуратный, добротно сложенный домик) окружала зелень, и тень фруктовых деревьев падала на крышу, набранную из полос деревянной дранки. Окошки были малы, вместо ставней — горизонтально набитые планки, защищающие от солнечных лучей. В стороне от двери на вытоптанном пятачке стояли козлы для распилки бревен и пенек, значит, хозяин дома — обеспеченный человек, ибо дрова стоили довольно дорого. Крестьяне в теплое время года обходились тюрями и болтушками, хлеб пекли раз в две недели, а мылись в реке, даже зимой не каждый день растапливали очаг. Положив ладонь на меч, Дик нырнул в дверной проем и остановился у порога.

Никого, кроме Ричарда, в доме не оказалось, К тому же король был занят — он рассматривал сидящую у него на руке птицу. Серое оперение казалось темным, быть может, в полутьме домика, и оттого корнуоллец не сразу узнал ястреба, крупного, с острым, загнутым вниз крючком клювом. Ястреб выглядел спокойным, он смирно сидел на руке короля и посматривал на него желтым подвижным глазом. Английский государь, большой любитель охоты, как и войны, любовался великолепной птицей.

— Посмотри. — Ричард протянул руку к молодому рыцарю. — Какой красавец. Крупный. И порода редкая. Посмотри!

Дик рассматривал птицу. Да, порода была редкая. Обычно ястребы серые, со светлой грудкой в темных крапинах-перышках, с темно-серыми крыльями и спинкой, где, наоборот, крапины белые. Этот же казался более темным, чем другие, не серым, а серо-черным. Желтые глаза были обведены черными серпиками, и оттого взгляд казался особенно пристальным. Ястреба, похоже, прекрасно обучили, он не выражал беспокойства при виде человека, послушно и привычно сидел на рукаве, уцепившись когтями за толстую ткань. Король и виду не подавал, что ему может быть больно от хватки хищной птицы.

— Должно быть, его учили, — заметил он.

Корнуоллец широким жестом обвел все, что было в домике, — небольшой очаг без вытяжной трубы, скобленый стол и две лавки, свернутую и уложенную в углу постель и развешанные на брусе крученые бечевки разной длины, нарукавники из такой плотной кожи, что ее не пронзили бы и когти стервятника, колпачки на длинных завязках, ногавки и прочие принадлежности ястребиной охоты. Очевидно, что именно хозяин дома обучал этого ястреба. Ричард сдернул с бруса один из нарукавников и обмотал запястье. Посадил ястреба обратно на руку, и тот с удовольствием вонзил когти в привычный предмет. Следом государь снял подходящий по размеру колпачок, нахлобучил его на птицу — ястреб отнесся этому спокойно.

— Государь… — позвал Дик.

Король обернулся, но и прежде того молодой рыцарь понял, что именно тот собирается сделать, потому и позвал.

— Что тебе, Уэбо?

— Не надо,государь.

Лицо правителя Англии скривилось в презрительной гримасе.

— Довольно. Молчать, Уэбо, твоего совета мне не нужно.

Его демонически-темные глаза блеснули, и Дик внезапно понял, почему, несмотря ни на что, он вряд ли оставит короля. Нет, не только потому, что он — его отец. Но еще и потому, что Ричард обладал особенной притягательностью. Иногда казалось, что это привкус запретного плода, греха, того, что сам ты себе вряд ли когда позволишь. Может быть, ощущение силы, окружавшей его облаком. А может, это всего лишь дар лидера, который может быть глупым, может быть мудрым, может быть даже неудачником, но лидером он быть не перестает.

Этому человеку не хотелось противоречить, да это и бессмысленно.

И Дик промолчал.

Они вышли из хижины — Дик впереди, напряженный, следом довольный Ричард. Он считал ниже своего достоинства следить за тем, что происходит вокруг, — по примеру всех венценосных и просто знатных особ он плыл над толпой, и его ухо воспринимало только ликующие крики. Так что итальянца, появившегося из-за купы низкорослых лавров, корнуоллец заметил первым. И стал следить, как тот шел с лукошком в руках, как прибавил шаг, заметив чужих возле домика и как вовсе припустил бегом, увидев ястреба на рукаве английского короля. Крикнул что-то на чистом итальянском — Дик не понял смысла сказанного, разобрал только местоимения. Король даже не обернулся.

Итальянец швырнул лукошко и замахал руками, лицо у него было недовольное и вместе с тем испуганное. Предчувствие заставило молодого рыцаря насторожиться. Мужчина, судя по всему, хозяин домика, кинулся к Ричарду, Дик заступил ему дорогу. Быстрый итальянский, из которого корнуоллец, однажды около двух недель деливший груду соломы вместо кровати и миску похлебки с ломбардским купцом, мающимся от безделья (это было еще в Йорке), и запомнивший около двух сотен слов на этом языке, растерялся. Что ему говорил хозяин хижины, он понять не мог, но зато понимал жесты.

А со стороны поселка бежали еще несколько человек, по виду крестьяне, но зато с палками.

— Государь, он просит оставить ястреба, — произвольно перевел молодой рыцарь сперва для себя на английский, а затем вслух — на французский, потому как Ричард, выросший в Аквитании и Лангедоке, английский воспринимал как неродной и знал едва-едва.