Гай Гэвриел Кей - Последний свет Солнца

Теперь, решил Берн, трудно будет прославиться.

Он быстро думал, стараясь дышать неглубоко и медленно. Отряд Скалсона отправился на восток от кораблей. Пустая трата времени, как считали некоторые, — и то же говорили о путешествии Берна и Экки в Эсферт, когда узнали о ярмарке. Но если им придется убираться отсюда — а так, очевидно, и будет — без какой-либо добычи, надо хотя бы разведать что-нибудь, так было решено.

Спасти гордость, представив дома хотя бы отчет о стране Элдреда. Товарищи, возможно, тогда будут чуть меньше потешаться над ними за то, что они вернулись с пустыми руками, не обагрив мечи кровью.

В данный момент, подумал Берн, насмешка — это лучшее, на что они могут надеяться, а не худшее. Бывают вещи и похуже, чем подковырки у очага зимой. Если тот костер на востоке был сигналом тревоги, весьма вероятно, что отряд Гутрума Скалсона обнаружен. А судя по ярости в голосах англсинов (все еще удаляющихся от него, слава Ингавину), что-то произошло.

Потом он вспомнил, что Ивар отправился с отрядом Скалсона. Берн задрожал в воде помимо воли. Так содрогаются, когда мимо пролетает дух человека, который только что умер, разгневанный дух. В то же мгновение он услышал тихий плеск: кто-то вошел в реку.

Берн вынул кинжал и приготовился к смерти: опять в воде, уже в третий раз. Говорят, третий раз дает власть, отпугивает Никар-охотницу, супругу Тюнира. Три раза — это врата. Он ждал смерти ночью в море у Рабади.

И еше раз на рассвете, в полосе прибоя у Йормсвика. Теперь он еще раз старался примириться с ней. Всех людей ждет конец, никто не знает своей судьбы, все зависит от того, как встретишь смерть. Он сжал кинжал.

— Не двигайся с места, — услышал он.

Голос тихий, сдержанный, едва слышный. Он его знал всю жизнь.

— Не пытайся пырнуть меня ножом. Меня уже пытались ударить кинжалом сегодня ночью. И молчи, не то они найдут и убьют тебя здесь, — прибавил его отец, безошибочно двигаясь туда, где прятался Берн, погрузившись по самые плечи, невидимый в темноте.

Разве только он знает, что Берн здесь. По крайней мере, это неудивительно. Он вошел в речку прямо с того места на берегу, где его оставил отец. Не волшебство, не какое-то невероятное ночное зрение, отличный инстинкт пирата.

— Я и не думал, что они мне предложат вина, — пробормотал он. Никаких приветствий. Торкел с ним тоже не поздоровался.

Отец подошел и проворчал:

— Как твоя голова?

— Болит. Вернуть тебе твою цепочку?

— Если бы я хотел оставить ее себе, то не отдал бы. Ты сделал ошибку в том переулке. Знаешь, как говорится в саге: “На пиру и во тьме ты в оба смотри. Будь всегда наготове, следи неусыпно”.

Берн ничего не ответил. Почувствовал, что краснеет.

— Два коня? — хладнокровно спросил Торкел. Массивное тело маячило рядом с ним, он говорил ему прямо в ухо. Они оба стояли в речке, ночью, в землях англсинов. Как это случилось? Что решили боги? И как людям управлять собственными жизнями, если такое могло случиться? Берн почувствовал, как бьется у него сердце, и ему это не понравилось.

— Два коня, — ответил он, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Где Экка?

Еле заметное колебание.

— Так он себя называл?

Называл.

— Да, — с горечью ответил Берн. — Конечно. Он мертв. Ты знаешь, тот же поэт говорит: “Как ни суди, но ни мед, ни эль до добра никого не доводят”. Ты пьян?

Он получил тяжелый удар наотмашь по виску.

— Клянусь глазом Ингавина, ты должен относиться ко мне с уважением. Я вынес тебя из города. Подумай об этом. Я шел предупредить, а он выхватил кинжал и хотел убить меня, когда я назвал его настоящим именем. Я допустил ошибку. У тебя хороший конь?

Ошибка. Можно зарыдать или рассмеяться. Убийство второго человека на острове было ошибкой, хотел сказать Берн. Он все еще пытался осознать, что здесь происходит.

— Мой конь — Гиллир, — сказал он. Он постарался избавиться от любых интонаций в голосе, которые отец мог принять за юношескую гордость.

Торкел снова проворчал:

— Конь Хальдра? И он за тобой не погнался?

— Хальдр умер. Конь предназначался для его погребального костра.

Это заставило замолчать его отца, по крайней мере, в данную секунду. У Берна мелькнула мысль, не вспоминает ли он о жене, которая стала женой Хальдра, а теперь овдовела, осталась одна, без защиты, на Рабади.

— Представляю себе, за этим кроется какая-то история, — вот и все, что сказал Торкел.

Его голос совсем не изменился. Почему он должен меняться, даже если весь известный Берну мир полностью изменился?

— Оставь коня Стефа, — сказал отец. — Нужно, чтобы они нашли коня после того, как обнаружат тело.

Стеф. Берн с трудом удержался, чтобы не поднести руку к голове. Звезды снова начали качаться от удара. Его отец был сильным мужчиной.

— Они увидят следы двух коней на том месте, где мы их спрятали, — сказал Берн. — Не выйдет.

— Выйдет. Я найду его коня и выведу его из леса. А ты убирайся, и быстро. Какой-то дурак сегодня ночью убил Бургреда Денфертского. Я думаю, сам Эддред отправится в погоню.

— Что? — У Берна отвисла челюсть. — Графа? Почему же они…

— Не потребовали за него выкуп? Это ты мне объясни. Ты — наемник из Йормсвика. Он бы окупил весь ваш рейд и более того.

Но на это он знал ответ.

— Ивар, — сказал он. — Нам платит Рагнарсон.

— Слепой глаз Ингавина! Я так и знал, — прохрипел его отец. Это старое проклятие, знакомое с детства, знакомое, как его запах, как форма ладоней. Торкел снова выругался, сплюнул в речку. Он стоял по пояс в воде и размышлял. Потом сказал: — Слушай. Он захочет, чтобы вы отправились на запад. Не ходите. Этот налет не по зубам Йормсвику.

— На запад? А что лежит к западу отсюда? Только… — И тут, так как отец ничего не говорил, Берн наконец-то додумал все до конца. Он сглотнул, прочистил горло. — Кровь, — прошептал он. — Месть? За деда? Вот почему он…

— Вот почему он нанял ваши корабли и людей, что бы там он ни говорил, и вот почему ему не нужен был заложник. Он хочет отправиться к сингаэлям. Но, получив выкуп за графа, вы бы развернулись и поплыли домой. Он ведь был на берегу вместе с отрядом, не так ли?

Берн кивнул. Все становилось на свои места.

— Бьюсь об заклад на землю, которая нам больше не принадлежит, Бургреда найдут со стрелой в теле.

— Он сказал, что крепость еще не обнесли стенами, что Эсферт почти пуст.

Торкел зарычал и снова сплюнул в воду.

— Пуст? Во время ярмарки? Хитрый, как змей, этот парень. Мажет ядом стрелы.

— Откуда ты это знаешь?

Никакого ответа. Берну пришло в голову, что он никогда в жизни не говорил так с отцом. Ничего даже отдаленно напоминающего эту короткую беседу. У него не было времени, совсем не было времени дать волю своей сдерживаемой ярости, горечи за испорченные жизни. Торкел не спросил о жене. Или о Гиллире. Или о том, как Берн очутился в Йормсвике.