Гай Гэвриел Кей - Песнь для Арбонны

— Прости меня, — сказал он. — Эта комната не в таком состоянии, чтобы принимать в ней даму.

Она подумала, что он потрясающе добрый. Но доброта — это не то, что ей было нужно. Она сказала:

— Даже такую даму, которая шпионит по ночам?

Он усмехнулся, хотя его усталость была по-прежнему очевидна. Подошел к ней и взял свое вино, потом указал ей на одно из кресел у окна. Сам сел в другое со сдавленным вздохом облегчения.

— Тебе все еще больно, — быстро сказала Лиссет. — Я не имею права заставлять тебя бодрствовать.

— Тебе это скоро не удастся, — ответил он с сожалением. — Как бы мне ни хотелось поговорить, недавно мне дали какую-то травяную настойку, и я все еще сонный от нее. Они хотели, чтобы я выпил еще, но я сказал «нет».

— Возможно, тебе следовало ее выпить, — заметила она.

Блэз насмешливо улыбнулся. Лиссет помнила, как быстро он все схватывает, еще со дня летнего солнцестояния. Это была одна из тех вещей, которых она не ожидала от корана из Гораута.

— Никогда бы не подумал, что ты такая послушная. Ты всегда делаешь, что тебе велят? — спросил Блэз.

Тут она и сама улыбнулась в первый раз.

— Всегда. Не могу вспомнить, когда в последний раз не послушалась указаний.

Он рассмеялся и отпил вина.

— Я видел тебя в павильоне трубадуров сегодня утром, — сказал он, снова удивив ее. — Ариана сказала мне, что туда приглашают только первоклассных артистов. Это для тебя новость? Я должен тебя поздравить?

Ариана. Вот чьи это духи. Конечно, сказала она себе: они должны были устроить здесь совещание, когда пришло известие. Но вспоминала она о пяти коранах в красном, уводящих его прочь в ночь летнего солнцестояния.

Он задал вопрос; Лиссет тряхнула головой, чтобы избавиться от подобных мыслей.

— Поздравить? Разве это не было бы абсурдно? После того как ты не позволил мне приветствовать тебя?

Его глаза ярко блестели при свете свечей на столе, а борода казалась совсем рыжей.

— Давай, если тебе этого хочется. Сделай реверанс и встань на колени. Поцелуй трижды мою ступню. Ты мне поможешь к этому привыкнуть. — В его голосе прозвучала горечь, которой она не ожидала. Он несколько секунд помолчал. — Я еще не король, ты знаешь. И возможно, никогда им не стану. Я всего лишь человек, который заявил о больших и глупых притязаниях, потому что я ненавижу то, что произошло с моей страной.

— Насколько я разбираюсь в мужчинах Гораута, это само по себе уже достойно уважения, — пробормотала она.

Выражение его лица изменилось.

— Мне кажется, что это не столько комплимент, сколько нападение.

— Можно ли меня в этом винить сегодня ночью?

Воцарилось молчание. Блэз молча покачал головой.

Лиссет быстро сделала глоток вина и отвела глаза. Она совсем не так хотела поговорить с ним сегодня. Она не совсем понимала, чего хотела, но не этого. Быстро соображая в поисках нового направления, она сказала:

— Ты действительно пропустил нечто… уникальное сегодня в зале. Канцону о твоем утреннем триумфе, написанную с головокружительной быстротой, рифмованную триплетом, с припевом, который состоит просто из твоего имени, пропетого четыре раза с понижением тона.

— Что?

Она продолжала невинным тоном:

— Но нам следует быть справедливыми насчет последнего: к слову «Гарсенк» на арбоннском языке очень трудно подобрать рифму.

Он казался расстроенным:

— Ты это не серьезно?

— Я — человек серьезный, разве ты не заметил? К тому же ее сочинил твой старый приятель. Эврард Люссанский.

— Старый кто? — Блэз заморгал. — Эврард? Он так себя назвал? — Он выглядел таким изумленным, что она невольно рассмеялась. — Что известно о том, что нас связывает?

Она улыбалась, наслаждаясь.

— Со времен острова Риан? Он начал нам рассказывать об этом сразу же после поединка сегодня утром. Никто раньше не знал. Но с сегодняшнего дня знакомством с тобой стоит похваляться. Очевидно, только тебе из всех прочих смертных эн Маллин де Бауд доверил деликатное задание усмирить задетые чувства Эврарда прошлой весной. Это правда, Блэз?

Он медленно покачал головой, но не в знак отрицания, а от изумления.

— Я считал Эврарда надутым, агрессивным дураком, но Маллин попросил меня привезти его обратно, и я привез. Только бесчувственного, собственно говоря. Мой приятель! — Он фыркнул. — Мы его спустили на веревке в лодку, словно мешок зерна. Я бы не слишком огорчился, если бы он свалился за борт. — Он снова покачал головой, словно его позабавило это воспоминание. — Я думал, что все трубадуры такие.

— И все жонглеры? Ты и сейчас так думаешь?

— Вряд ли, — прямо ответил он, не стараясь превратить это в шутку, или в комплимент, или во что-то еще. На мгновение он встретился с ней взглядом, и именно Лиссет отвела взгляд и посмотрела в окно. Некоторое время они молчали. Она сидела и смотрела на ночные звезды, слушая шум реки. Это не трудное молчание, решила она.

— Можно кое о чем тебя попросить? — в конце концов задал он вопрос тихим голосом. Она опять перевел на него взгляд. — Я совершенно обессилел, Лиссет. Боюсь, что я слишком устал, чтобы развлекать тебя достойным образом. Я даже слишком устал, чтобы уснуть, а завтра предстоит много дел. Не знаю, может быть, я прошу слишком много, об этом не просят профессионалов, но, может быть, ты споешь для меня, чтобы помочь мне отдохнуть? — Слабая улыбка при мерцающем свете. — Чтобы еще раз показать мне, что не все вы такие, как Эврард?

— Не думала, что тебе нравится музыка. — Она пожалела, как только сказала это. Почему она вечно бросает ему вызов?

Он не обиделся или был с ней очень терпелив.

— Если я так сказал, то сожалею. Я вырос с музыкой в Горауте, как бы она ни отличалась от вашей. Когда-нибудь я попытаюсь объяснить тебе, что моя страна не только… такая, какой ее заставили выглядеть сегодня ночью. — Он заколебался, подбирая слова. — Я думаю, есть кое-что в здешнем мире трубадуров, куртуазной любви, что меня смущает. Возможно, мне нужно время, чтобы лучше понять. Когда-то я думал, что это делает ваших мужчин слабыми, а женщин — самонадеянными. — Он снова помолчал. — Я не обнаружил слабости в мужчинах Арбонны.

— А в женщинах?

Он ждал этого, поняла она.

— Женщины невыносимо самонадеянны. — Но она уже знала этот тон, и он снова ей улыбался, несмотря на усталость. Она обнаружила, что может улыбнуться в ответ.

— Я буду счастлива спеть для тебя, — тихо сказала она. — Ты просишь не слишком много. Это не много для друга. — Вот, она это сказала.

Он снова удивился, но не настолько, чтобы смутить ее. Открыл рот и закрыл его. Она молча просила его, чтобы он высказал то, что хотел, но он лишь произнес через секунду:

— Спасибо.

Он встал с трудом и, не пытаясь этого скрыть, хромая прошел к кровати и вытянулся на ней. Он снял сапоги, но не стал возиться с одеждой и одеялами.