Гай Гэвриел Кей - Песнь для Арбонны

Свечи горят — мы сидим за столом

В Фионварре.

Звезды сияют для нас с высоты,

Свет свой священный нам дарит луна,

И если не здесь, то моим будешь ты

В Фионварре.

Лиссет вздохнула. «Правда, нет никакого смысла задерживаться здесь, — сказала она себе. — Пора возвращаться назад». Однако она все еще ощущала это странное нежелание двигаться. Теперь, ночью, стало холодно, но вязы защищали от резких порывов ветра, и в темноте пугающие скульптуры пленников и рабов на арке исчезли из виду. Собственно говоря, там, где Лиссет стояла, держа притихшего коня под уздцы, было неожиданно спокойно.

Она простояла там довольно долго. Только намного позже она услышала, как по опушке леса у нее за спиной проскакал одинокий всадник, направляясь на юг. Тогда она в первый раз слегка испугалась, одна, в темноте. Села на коня и поехала назад, туда, где огни, кров и друзья, и то утешение, которое они все и каждый из них могли ей дать.

По пути, когда она выехала на берег озера и поехала вдоль воды к далекому замку, неся в себе потерю и любовь, вспоминая дом, пытаясь понять будущее, открывающееся перед ними всеми, Лиссет поймала себя на том, что думает о песне. На этот раз это была не старая колыбельная, происхождение которой давно позабыто, не мелодия Ансельма Каувасского, первого из всех трубадуров, и не песня графа Фолькета, Алайна, эна Бертрана и даже не погибших Реми и Аурелиана.

Эта мелодия и ее слова не принадлежали ни одному из них. Впервые в жизни, пока она ехала вдоль берега озера Дьерн в темноте, полной ветра и света звезд, направляясь к огням замка, родилась ее собственная песня.

Здесь, снаружи, стоял холод, но Ринетте было не по себе в замкнутом пространстве теплых, освещенных огнями помещений замка Талаир. Она спросила, где сад, и кто-то проводил ее туда. Затем, когда она вышла в огороженное стенами пространство, она спросила, нельзя ли ей остаться одной, и в этом ее тоже послушались. Все были исключительно услужливы, даже больше, чем она ожидала в отношении жрицы Риан высокого ранга.

Но она была больше, чем жрица, и меньше. Она оставила свою сову на острове. Собственно говоря, это был первый из всех очень трудных поступков.

«Это мой собственный замок», — думала Ринетта, бродя в сумерках среди голых и вечнозеленых деревьев и кустарников, среди трав и цветов, которые пышно расцветут с приходом весны. Один из ее замков. Сам Барбентайн был еще одним замком, и даже Мираваль был частью ее наследства, если пойти немного дальше.

Было холодно, но она не возражала против холода. С зимой она могла справиться. Она все еще носила одежды Риан под серым плащом. У нее было не так много времени, чтобы сменить наряд. Или понимание того, где ее место в этом мире. Когда она проснулась сегодня утром, она была жрицей Риан на священном острове, названной преемницей тамошней верховной жрицы, хотя и гадала со страхом, который чувствовали они все, переживут ли они эту зиму. Или им суждено взойти на костер во имя Гораута и бога, которому он якобы служил.

Затем сегодня началось сражение, были кричащие кони и люди и хаос в долине, а в конце, неожиданная среди беспомощного ужаса, победа, настолько полная, что разум и сердце едва могли ее воспринять. Она пошла в святилище, чтобы помочь верховной жрице провести древний священный обряд благодарственной службы.

И при выходе из-под купола увидела госпожу Ариану де Карензу, которая ждала ее. Она рассказала историю, навсегда изменившую жизнь Ринетты.

Это было тяжело, очень тяжело, однако она старалась справиться с этим, как всегда старалась справиться со всем — спокойно и со всей ясностью, которой могла добиться. Сеньора Карензу под конец сказала ей то, что было очевидно любому мыслящему человеку с того момента, как история начала проясняться: что ее место почти наверняка теперь не на острове. Что слепота и ясновидение верховной жрицы Риан — это не то, что нужно от нее Арбонне сегодня. Все изменилось.

Ариана сказала еще одну вещь, однако неожиданную: что она будет защищать собственной властью и честью любой выбор, который сделает Ринетта. Она почти плакала, произнося эти слова, вспомнила Ринетта. Это было очень щедрое предложение, но оно не имело большого значения, правда. Ринетта не была бы собой, если бы не умела сама увидеть истинное значение всего этого.

Она — наследница Арбонны. Другого наследника нет.

Если она примет предложение вступить в брак, то будущее ее страны, поклонение Риан можно на время отстоять. Возможно, на очень долгое время. От такого понимания невозможно отвернуться ради привычной жизни на маленьком острове, который всегда был единственным ее домом. Дорога священной слепоты и внутреннего зрения, которую он мог предложить, — больше не ее дорога.

Ей не суждено последовать примеру верховных жриц. Ни той, которая здесь, ни самой Беатрисы на острове в море. Верховная жрица острова Риан, самая высшая служанка богини, подумала вдруг Ринетта, и это впервые пришло ей в голову, была старшей сестрой ее матери.

Она покачала головой. Это будет очень трудно. Она видела, как в саду зажигают факелы. Слуги старались не нарушить ее уединения, держались подальше от того места, где она гуляла. Свет на западе стал очень красивым, алым и пурпурным, он смягчал сумрачные оттенки черного цвета низко над горизонтом, где почти зашло солнце. Ринетта услышала плеск воды и, пройдя немного дальше по дорожке из мелких камней, подошла к фонтану. Слуги побывали здесь до нее: факелы горели в подставках, закрепленных в почве. Она остановилась рядом с одним из них и протянула к нему ладони, чтобы согреться.

Она — наследница Арбонны. Наследница и этого замка Талаир тоже, так как эн Бертран так и не женился и не назвал своего преемника. Эн Бертран. Герцог Талаирский — ее отец.

Она видела его, конечно, ведь она росла на острове так близко от замка, видела много раз на другом берегу озера. Она помнила, как вместе с другими жрицами проводила бесчисленные вечера, когда им положено было спать, затаив дыхание слушая истории и слухи о нем, которые приносили трубадуры и жонглеры, приезжающие на остров Риан. Она знала все о Бертране де Талаире, герцоге Уртэ и прекрасной даме, которая умерла, Аэлис де Мираваль. Она даже знала — все знали — старую песню, которую Бертран сочинил для своей возлюбленной на весенних берегах этого самого озера.

Она и не подозревала, что эту песню ее отец написал для ее матери, что она — участница этой сказки. Кажется, она также и конец этой истории.

В ней участвует и еще один человек, который вскоре должен стать королем Гораута. Он сражался сегодня на стороне Арбонны против собственного народа. Его она тоже видела, дважды. Один раз прошлой весной и еще раз этим утром, когда они переплыли озеро, чтобы увезти графиню после переговоров. Это был высокий мужчина, с бородой, как все северяне, и она придавала ему мрачный вид, но прошлой весной с острова Риан пришло указание ждать его прибытия, он должен был появиться у них и мог иметь для них большое значение. И совсем недавно, сегодня вечером, Ариана де Карензу, которой положено знать о подобных вещах, как полагала Ринетта, сказала, что он хороший человек, добрее, чем кажется, и мудрее, и на его плечах лежит такое бремя, что ему потребуется чья-нибудь помощь в грядущие дни и годы.