Гай Гэвриел Кей - Тигана

Таков был подход Менико ди Феррата к редко исполняемым полностью обрядам отпевания, уже давно им определенный. Он вложил в него сорок лет служения искусству и проведенной в дороге жизни, которая привела его к этому мгновению сегодняшнего утра. Еще только начиная петь, Дэвин почувствовал, что его сердце переполняет гордость и искренняя любовь к их тучному, скромному руководителю, благодаря которому артисты оказались здесь и творили свою музыку.

Как и было запланировано, они остановились после шестой части, ради своего блага и своих слушателей. Томассо заранее обсудил все с Менико, и теперь наверху должно было начаться движение благородных лордов мимо гроба Сандре. После труппа исполнит последние три части обряда, завершив их «Плачем» Дэвина, а потом тело снесут вниз и впустят толпу, ожидающую за воротами с листьями для хрустальной вазы.

Менико увел их со двора среди такой глубокой тишины, которая сама по себе была наивысшей похвалой. Они снова вернулись в отведенную им комнату. Под влиянием ими самими созданного настроения все молчали. Дэвин помог танцовщицам переодеться в платья, которые они носили между выходами на сцену, и стал смотреть, как они ходят кругами по комнате, стройные, своей грацией напоминающие кошек. Он взял из рук одного из слуг бокал зеленого вина, но отказался от предложенной тарелки с едой. Обменялся взглядом с Алессаном, пока только взглядом, не улыбкой. Музыканты Дренио и Пьеве склонились над своими сириньями и подтягивали струны. Эгано, практичный, как всегда, ел, машинально барабаня по столу свободной рукой. Менико прошел мимо, нервный и рассеянный. Он молча сжал предплечье Дэвина.

Дэвин поискал взглядом Катриану и увидел ее в тот момент, когда она выходила из комнаты под аркой, ведущей в глубину дома. Она оглянулась. Их взгляды на секунду встретились, и она пошла дальше. Странно преломленный свет падал из высокого невидимого окна на то место, где она только что стояла.

Дэвин в самом деле не знал, почему он так поступил. Даже потом, после того как произошло столько разных событий, разбегающихся кругами от этого мгновения во всех направлениях, словно рябь по воде, он так и не мог объяснить, почему последовал за ней.

Простое любопытство. Желание. Странное томление, порожденное выражением ее глаз, и странное место, словно парящее в воздухе среди тишины и печали, в котором они находились. Возможно, причина была совсем в другом, или частично в этом, или только в этом. Он чувствовал, что мир стал не совсем таким, каким был до начала выступления танцовщиц.

Дэвин допил вино, встал и вышел под ту же арку, что и Катриана. Проходя под ней, он тоже оглянулся. Алессан наблюдал за ним. Во взгляде тригийца не было осуждения, только напряжение, которого Дэвин не мог понять. Впервые в этот день он вспомнил о своем сновидении.

И может быть, поэтому, проходя под аркой, он шепотом произнес молитву Мориан.

За аркой оказалась лестница с высоким, узким окном-витражом на площадке второго этажа. В разноцветном каскаде света он успел заметить серебристо-голубое платье, промелькнувшее слева от верхней площадки лестницы. Он тряхнул головой, стараясь прояснить сознание, выйти из нереального, похожего на сон состояния. Ему это удалось, и все вдруг встало на свои места. Дэвин понял и выругался про себя.

Она была родом из Астибара. И шла наверх, чтобы, как и подобает, проститься с герцогом. Ни один лорд или купец-нувориш не мог отказать ей в праве это сделать после того, как она пела в то утро. С другой стороны, для сына крестьянина из Азоли, рожденного в Нижнем Корте, войти в комнату наверху было бы чистейшей наглостью.

Поэтому Дэвин заколебался и повернул бы назад, если бы не память, которая всегда была его благословением и проклятием. Он видел со стороны двора висящие знамена. Та комната, где лежал Сандре д'Астибар, находилась не слева от лестничной площадки, а справа.

Дэвин пошел дальше. Теперь он старался двигаться тихо, хотя все еще не понимал почему. На лестничной площадке повернул налево, вслед за Катрианой. Там была дверь. Он открыл ее. Пустая комната, которой давно не пользовались, пыльные драпировки на стенах. Сцены охоты, краски сильно выцвели. Из нее было два выхода, но теперь ему на помощь пришла пыль: он видел четкие отпечатки ее сандалий, ведущие к двери справа.

Дэвин бесшумно двинулся по этим следам через анфиладу заброшенных комнат на втором этаже дворца. Он видел скульптуры и изделия из стекла, утонченно изящные, покрытые многолетним слоем пыли. Многие предметы обстановки исчезли, многие из уцелевших были накрыты чехлами. Освещены они были плохо: большая часть окон была закрыта ставнями. Суровые лорды и леди с почерневших, закопченных портретов недружелюбно взирали на него сверху, когда он проходил мимо.

Он свернул направо и еще раз направо, идя по следам Катрианы и стараясь не слишком приближаться к ней. Она двинулась прямо через комнаты вдоль внешней стороны дворца — ни одна из них не выходила на балюстраду, полную народа. В этих комнатах было светлее. Он слышал справа приглушенные голоса и догадался, что Катриана идет кружным путем к дальнему концу той комнаты, в которой было выставлено для торжественного прощания тело Сандре.

Наконец Дэвин открыл дверь, которая оказалась последней. Катриана стояла одна в очень большой комнате, рядом с громадным камином. Каминную полку украшали три бронзовых коня, а стены — три портрета. Потолок был покрыт, как понял Дэвин, настоящим золотом. Ряд окон вдоль внешней стены выходил на улицу, и возле него стояли два длинных стола, уставленных едой и напитками. Эту комнату в отличие от остальных недавно убрали, но шторы оставались задернутыми, скрывая ее от яркого утреннего света и взглядов толпы на улице.

В этом неясном, просачивающемся свете Дэвин закрыл за собой дверь, нарочно позволив замку громко щелкнуть. В тишине этот звук прозвучал как выстрел.

Катриана резко обернулась, прижав руку ко рту, но даже в полутьме Дэвин увидел, что в ее глазах сверкнула ярость, а не страх.

— Что ты тут делаешь? — сердито прошептала она.

Дэвин неуверенно шагнул вперед. Он пытался придумать остроумный ответ, какое-нибудь необидное, отвлекающее замечание, которое разрушило бы гнетущее заклятие, лежащее на нем, на всем начале дня. Но не сумел.

— Не знаю, — честно признался он, покачав головой. — Я увидел, как ты вышла, и пошел следом. Это не то, что ты думаешь, — неуклюже закончил он.

— Откуда ты знаешь, что я думаю? — огрызнулась она. Казалось, она усилием воли заставила себя успокоиться. — Я хотела несколько минут побыть одна. — Катриана старалась говорить ровным голосом. — Выступление взволновало меня, и мне необходимо побыть одной. Вижу, что ты тоже разволновался, но нельзя ли попросить тебя сделать одолжение — оставить меня на некоторое время одну?