Элизабет Кернер - Эхо драконьих крыл

Ланен

Богиня милостивая, как же это было нелегко! Поначалу я даже не заикалась о вопросе полового сношения: мы ведь только еще узнавали друг друга, а Вариен осторожно свыкался с новой для него жизнью, со своим новым обличьем.

Беда заключалась в том, что новый его облик был для меня в высшей степени притягательным. Я спала рядом с ним, но мне недоставало его, как тонущему человеку недостает воздуха, но до сих пор я не позволяла себе заходить дальше долгого поцелуя.

Конечно, дело было вовсе не в том, что я, подобно глупым илсанским девицам, берегла себя до свадьбы. Подобное мне даже ни разу в голову не приходило. Но Вариен, несмотря на свой столь почтенный возраст, был человеком не больше месяца, и из простого уважения к этому обстоятельству я заставляла себя ждать, пока он сам не вырастет в своем новом теле, прежде чем я смогу предпринять что-либо для удовлетворения собственных желаний.

Обычное дело, как всегда. Когда он наконец-то спросил меня о «сочетании» (так он это называл) у меня как раз шли месячные крови. Я попыталась с бесстрастным видом объяснить ему подробности занимавшего его вопроса, но когда он сделал недоверчивое лицо, а один раз мне показалось, что он вообще не верит в возможность того, что я ему рассказываю, я расхохоталась, крепко обняла его и пообещала, что мы с ним над этим еще поработаем.

Богиня, до чего же трудно было выпустить его из объятий! С каждым днем я желала его все больше, а ведь мы даже еще не целовались по-настоящему. Он до сих пор еще учился этому, хотя его лобызания в щеку, похожие на чмоканье годовалого ребенка, довольно быстро превратились в нечто более примечательное.

Я сама по себе не отличаюсь большой терпеливостью. Спасибо Владычице, что нам все это время приходилось усердно наращивать расстояние, отделявшее нас от Корли, а ночью стеречь по очереди собственную безопасность. Благодаря этому мы с ним редко оказывались одновременно в одной кровати, если, конечно, рядом вообще была кровать.

Проклятье, проклятье!

Вариен

Ланен сказала, что мы направляемся к ее прежнему дому — Хадронстеду. Она поведала мне, что у гедри есть обычай, называемый свадьбой; когда же я спросил, нельзя ли нам устроить свадьбу прямо завтра, она добродушно рассмеялась и объяснила мне, что вся суть этого обычая состоит в том, что на нем должны присутствовать друзья и родственники, которым надлежит стать свидетелями церемонии сочетания, и нам нужно подождать, пока мы не прибудем домой.

В этом был существенный смысл. Среди нашего Рода бытовал примерно такой же обычай: двое, желающие соединиться, отправляются к своим семьям и объявляют о своем намерении.

По счастливой случайности я как-то ночью услышал одну балладу, когда мы ужинали в общей зале одного из постоялых дворов. Это было повествование о двух влюбленных, и хотя закончилось оно плохо — очень плохо! — я подумал, что начало вполне стоящее, и решил последовать примеру героя, по крайней мере в завязке.

Таким образом, уже через неделю после того, как она объяснила мне, что к чему, я рассудил, что время настало. Я лишь дождался, пока мы закончим ужинать.

И, заключив ее ладонь в свою,

Я на колени встал, промолвив даме:

«О выйди замуж за меня, молю!»

— И трижды прикоснулся к ней устами…

Разумеется, я трижды поцеловал ее в щеку, хотя кровь, кипевшая при этом в моих жилах, говорила мне, что здесь требуется нечто еще, совершенно иное.

Ланен подняла меня с колен и положила руки мне на лицо, нежно отведя назад мои волосы, а потом произнесла на истинной речи:

«Конечно, я выйду за тебя, Вариен Кантриакор, разве ты Думал иначе?»

— Никогда, дорогая, — с самого Полета влюбленных. В ту ночь мы слились с тобой воедино. — С величайшим удовольствием я наклонился, совсем немного, и запечатлел у нее на губах поцелуй: долгий, нежный и проникновенный. Меня бросило в трепет: поцеловав ее, я ощутил, как по спине моей пробегает дрожь, и голосом, охрипшим от страстного желания, произнес: — А теперь мы с тобой одного рода, одного обличья, и для нас возможно истинное соединение. Давай же, возлюбленная моя Кадрешина Вариен, сольемся вместе в нашей любви.

«Вариен. Акор. Кадреши-на Ланен».

Ланен

Сотни раз я пыталась написать об этой ночи — первой ночи нашей любви — и с каждым разом у меня выходило все хуже: я не могла избавиться от какого-то непотребного налета душещипательной слезливости, делавшей мое описание похожим на речи сопливой девчонки, с упоением рассказывающей о своем первом настоящем возлюбленном.

Несмотря на отсутствие подобного опыта, мы не были детьми: после первых неумелых попыток мы рассмеялись, еще раз страстно поцеловались и начали сначала — с легкостью в сердцах и пылким желанием в теле.

Это было бесподобно. Подозреваю, что я смеялась больше, чем следовало, видя, с каким изумлением он открывает для себя источник величайшего наслаждения, но любовь моя смеялась вместе со мной, и это было чудесно.

За все время мы не обнаружили никаких признаков погони и смели надеяться, что хотя бы в эти восхитительные мгновения нам ничего не угрожает. В дороге я то и дело расспрашивала хозяев постоялых дворов и знала, что мы были на полпути к дому, если не ближе, когда впервые предались с ним любви.

Дни текли быстро, и мы нигде не задерживались, все еще стараясь избежать возможной угрозы, и надеялись добраться до дома раньше, чем ударят морозы; ночи же мы проводили, с восторгом упиваясь любовью, научившись чувствовать свои тела, и находили в этом необыкновенную радость.

С погодой нам тоже повезло, по крайней мере, когда я вспоминаю те времена, солнце всегда представляется мне ярким, источающим острый золотистый свет предзимней поры, а небо голубым, покрытым лишь мелкими облачками, дающими приятную тень. Но если бы даже нам выпало ехать сквозь бурю, подобную той, что обрушилась на наш корабль на пути к Драконьему острову, не думаю, что мы бы заметили ее.

Помню, однако, что именно таким был день, когда мы наконец достигли Хадронстеда. Было лишь два часа пополудни, а солнце уже клонилось к западу; но все же мы увидели поместье в свете дня, когда въехали на очередной холм. Я едва могла вынести радость, что охватила меня, но не только из-за того, что вернулась домой. В поле, в какой-то полусотне шагов от нас, я узрела лицо, милое мне с детства.

— Джеми! — выкрикнула я и, одним махом соскочив в коня, кинулась к нему.

Вариен

Находись в поле еще хоть сотня людей, я бы все равно распознал среди них Джеми. Лицо его засияло, подобно рассвету, когда он увидел ее, и я, дотронувшись до своего самоцвета (я хранил венец под плащом) почувствовал огромную радость, исходившую от этого человека, чуть ли не ликование.