Элизабет Кернер - Эхо драконьих крыл

Я знала много песен, что барды посвящали драконам, с самого детства эти песни интересовали меня, но в них лишь намеками говорилось о том времени, когда два народа мирно жили вместе.

Некоторое время мы оба молчали. Холодная темнота плотно окружала нас, слабые звуки жизни застыли в тишине глубокой ночи. Луна почти зашла, но вокруг было еще достаточно светло, и, подняв глаза, я узрела очертания устрашающего и, казалось, ничего не выражавшего драконьего лика, похожего на гладкий серебряный щит. Тело его, сиявшее раньше, как луна на море, теперь было всего лишь немного светлее окружавшей нас тьмы.

«Я столь же глубоко тронут этой историей, как и ты, Ланен Кайлар, — мягко обратился он ко мне на истинной речи. — Слезы твои — честь для меня».

— Они честь для Малого рода, — ответила я вслух, пораженная глубиной чувств, что испытывала к существам, которые, как я раньше слышала, мало чем отличаются от скота.

Не могу объяснить почему, но я чувствовала, что вся моя скорбь, все мое давнее стремление встретиться с драконами — все то, что привело меня сюда, вылилось теперь в убеждение, что мне предстоит вновь объединить два наших народа и освободить Малый род от их тяжкого жребия. Сейчас я не могу себе этого представить, но тогда я была уверена, что от меня будет толк, пусть даже я в одиночку намеревалась восстать и против тысячелетнего недоверия, и против могущества Владыки демонов, таковы уж мечты юности, восхитительно глупые, когда кажется, что ничего невозможного нет.

Но если бы не эти мечты, разве могли бы мы свершать невозможное?

— Акор, неужели ничего нельзя сделать? — вопросила я настойчиво, поднявшись на ноги. К голосу моему присоединилось и мое сердце, равно как и слезы, которыми я залила себе весь плащ. — Неужели за все это время вы не нашли ничего, что могло бы помочь несчастным, томящимся душам?

Он не отвечал. От долгого пребывания на холоде голос у меня дрожал, и я принялась расхаживать по прогалине, чтобы согреться; к тому же несчастье, постигшее Малый род, не давало мне покоя, и я все равно не смогла бы стоять на месте.

Акор шевельнулся в темноте. Я ждала, что он заговорит, ждала нетерпеливо; но он еще некоторое время хранил молчание. Насколько мне было видно, он стоял в какой-то странной позе и казался озабоченным, словно боролся сам с собой, и лишь переборов себя, смог бы заговорить.

Я ходила взад-вперед, стуча ногами и потирая руки, пытаясь согреться хоть немного.

Акхор

«Акхор, ты не должен этого делать! Она и так уже знает о нас больше, чем любой из гедри со времен мира. Ты что же, собираешься рассказать ей все? А узнали ли мы что-нибудь о ее народе только ты отвечаешь на ее вопросы, а не наоборот».

«А о чем нам ее спросить, Шикрар? У тебя есть какие-то вопросы к гедри? У меня, правда, есть несколько, но они вызваны простым любопытством. Дитя только начало жить и наверняка умрет гораздо раньше, чем сумеет узнать хотя бы немного из того, что интересует нас. Я покорил ее сердце, друг мой. Она не причинит нам вреда, и в ней нет порока ракшасов».

«В сердцах гедри всегда найдется место для ракшасов. Они вольны выбирать, Акхор, и могут измениться в любой миг. Говорю тебе, будь осмотрителен! Сама ее слабость — это ее сила. С ее помощью она может узнать достаточно для того, чтобы уничтожить тех из нас, кто еще остался».

«Я буду осторожен. Но я должен ответить на ее последний вопрос. По меньшей мере ее сочувствие заслуживает этого».

«Хорошо. Но пусть ответ твой будет краток, и закончи эту встречу как можно быстрее».

Ланен ходила взад и вперед, растирая руки. Это казалось мне особенно необычным. Я решил удовлетворить свое любопытство и развеять предубеждения Шикрара.

— Что ты делаешь, малышка?

— Жду твоего ответа, — отозвалась она.

Я был слегка изумлен, услышав в ее голосе гневные нотки. Как же быстро меняются гедри! Еще совсем недавно я ее ужасал. Потом она уточнила:

— Ты, что ли, имеешь в виду, почему я хожу кругами? Мне холодно, и только так я могу согреться без огня.

Я не в силах был сдержаться.

— Собери-ка хворосту и уложи его в кучу, — сказал я ей.

В ответ она наморщила лицо, но потом сделала, как я просил. «Нужно будет как-нибудь спросить у нее об этом», — напомнил я себе между делом.

— Отойди немного, — велел я ей.

Как только она попятилась, я вызвал свое пламя и дыхнул на дрова.

Всегда гордился своей меткостью.

Ланен

Я отскочила, когда тонкая струя огня пронеслась мимо меня и ударила в кучу хвороста. Сейчас же взметнулось неистовое пламя, более яростного огня я в жизни не видела. Но тепло оказалось очень даже кстати, и, убедившись, что он не собирается повторять подобного, я подошла поближе к огню. Я даже задрожала от удовольствия, когда жар пламени начал отогревать мне руки и лицо, и улыбнулась, услышав мягкий шипящий смех Акора. До меня начало доходить, что наконец-то я узрела драконий огонь. Тут Акор произнес:

— Знаешь ли ты, Ланен, что, возможно, впервые со времен Мира два наших рода объединились для сотрудничества и сделали что-то сообща, пусть даже столь малое?

Я подумала было о сборе лансиповых листьев, но тут же поняла, что это не было настоящим сотрудничеством, а скорее лишь милостью со стороны драконов. Мой, нет наш, костерок вдруг показался мне еще теплее. Маленький источник света после столетий тьмы, подобный мерцающим самоцветам потерянных душ.

— Акор, прости, но я еще раз спрошу тебя. Уверен ли ты, что ничего нельзя сделать для спасения Малого рода?

Он испустил протяжный и глубокий вздох — совсем как человек.

Акхор

— Мы ищем способ помочь им с тех самых пор, как это произошло, Ланен. Бессчетное число раз мы перепробовали все, на что были способны, в тщетной надежде, что однажды чей-нибудь новый голос, чья-нибудь новая душа повлияют на них. Если бы было во власти рода сделать что-то, они давно бы уже вернулись. Ты ведь не думаешь, что нас не заботит судьба родичей? Они пойманы в коварные сети — так, по крайней мере, считают большинство из нас.

— А что, есть и сомнения? — спросила она.

— Некоторые говорят, что в самоцветах потерянных мерцает лишь демонический огонь, а души тех, кому они принадлежали, давно унеслись, подхваченные Ветрами, — помолчав, я продолжал: — Возможно, конечно, это и так, но сердце мое бунтует против подобной мысли. Они не пахнут ракшасами. Нет, с тех пор, как я занял свою должность, я стремлюсь услышать, как потерянные взывают к нам, своей плоти и крови, с мольбой освободить их. Стремление это преследует меня, как преследует оно и Шикрара, в чьем ведении находятся самоцветы их душ. Я не сомневаюсь, что они заточены и пребывают в сознании. Но если они окажутся по-прежнему в здравом рассудке — это будет просто чудом.