Элейн Каннингем - Крылья ворона

Возможно, наверху все будет иначе, подумала жрица. Сила Ллос не может распространяться на Светлые Земли. Центральный постулат их веры — свет уничтожает тьму, а не делает ее невидимой. Так было всегда, и нет причин думать, что так не будет и впредь.

Почему же тогда она не может отделаться от чувства, будто земля уходит у нее из-под ног?

Иллитид по имени Вестресс мерила шагами мозаичный пол тронного зала, бывшего до недавних пор красой и гордостью затонувшего полуразрушенного города, который давно ушедшие эльфы называли Эскайрл. Теперь в нем сохранились лишь жалкие остатки древних сокровищ: большей частью крупные статуи или предметы из золота, но слишком тяжелые, чтобы разбегающиеся рабы иллитида смогли унести их.

Да и сама Вестресс выглядела не лучше. Аметистовые кольца посрывали с ее четырехпалых рук. Серебряная диадема, венчавшая ее лавандовую голову, исчезла, равно как и медальон с гербом, который она приняла как самопровозглашенная регентша Эскайрла. Ее прекрасное одеяние было порвано злыми руками грабителей, чувствительные лицевые щупальца повреждены. Единственная причина, почему она вообще осталась жива, — это то, что рабы посчитали ее уже мертвой. Обездвиживающее заклинание Лириэль Бэнр сделало картину очень правдоподобной.

Однако иллитид отнюдь не была благодарна ей за это.

Жадный мозг иллитида уловил приближающиеся неспешные шаги рабыни-генази. Лицевые щупальца задергались и зашевелились, как будто иллитид принюхивалась, но на самом деле Вестресс выуживала информацию о выполнении возложенной на генази миссии из той бури эмоций, что подползала сейчас к тронному залу. Великая ярость и разочарование, ощущение провала и страх.

Страх. О да. Бояться было чего.

Вестресс уселась на трон и обратила пустые белые глаза на дверь. Спустя мгновение в зал вошла стройная женщина с голубой кожей и присела в глубоком реверансе. Лицо ее было в фиолетовых синяках, один глаз почти заплыл. Ненависть к дроу, чьих рук это было дело, клубилась в мозгу генази, и ее всепоглощающая жажда мести в точности совпадала с чувством, обуревающим иллитида.

Мщение — награда, которую получают лишь умелые, — «произнесла» иллитид, ее царственный женский голос прозвучал прямо в мозгу генази. — Ты, Азар, не оправдала моих ожиданий.

Генази поджала губы, и уязвленная гордость так и растеклась вокруг нее едкими волнами.

— Если и так, госпожа, то лишь потому, что у меня не было нужной магии. Ты говорила, что дроу — маг. Но ты не знала, насколько могущественный.

Я не знала? Лириэль Бэнр была здесь. Я могла бы перечислить все заклинания, что есть в ее арсенале. Я дала тебе всю необходимую магию, чтобы разбить в прах все ее атаки. — Она наставка щупальце на Азар, будто обвиняющий перст. — Какие у тебя есть основания жаловаться? Лицо тебе разбила не магия.

Рука генази коснулась припухлости вокруг глаза.

— И все-таки именно из-за магии поручение осталось невыполненным. Я собиралась последовать за кораблем и напасть на дроу незаметно, но шаман булливагов призвал меня на битву, а у меня не было защиты от его зова. Она мне нужна.

Иллитид отмахнулась пурпурной рукой от притязаний рабыни.

Булливаги — мерзкие чудовища, конечно, но магия их не заслуживает особого внимания. Однажды они застали тебя врасплох. Второй раз ты на этом не попадешься.

— Хотелось бы верить! — заныла генази. — Зов шамана — я все еще слышу его! Это никуда не годится, что слуги регентши Эскайрла должны слушаться низшего голоса. Неужели вы ничего не можете сделать, чтобы разорвать эту унизительную зависимость?

После минутного размышления Вестресс склонила луковицеобразную голову в знак согласия.

Постарайся успокоить мысли, насколько сможешь. Тогда прогресс будет менее болезненным для тебя и, что куда более важно, более удобным для меня.

Иллитид поднялась и заскользила к рабыне, которая покорно опустилась на колени и подняла кверху разбитое лицо. Лицевые щупальца обхватили голову генази, и ментальная магия Вестресс принялась обследовать разум рабыни. Она проскользнула мимо сердитых размышлений о легкой жизни карманников-хафлингов, мимо мыслей, облеченных в форму слов, мимо всех эмоций, знакомых и доступных генази, прямиком устремившись в тайные глубины сознания. Там Вестресс обнаружила тугой, полный ненависти клубок мыслей о насилии. Ментальными прикосновениями, точными и нежными, точно пальцы арфиста, она начала распутывать нити…

Ее сосредоточенность разлетелась вдребезги внезапно и полностью. Вестресс отшатнулась, недоверчиво уставившись на рукоять кинжала, торчащую у нее между ребер.

Второй раз за ее жизнь ментальный голос иллитида умолк — не от магии дроу, но из-за ослепительной боли, пульсирующей вокруг лезвия.

— Больше никакого насилия, — прошипела Азар. Она поднялась на ноги, голубая рука ухватилась за рукоять и повернула кинжал. — Никакого рабства. Только месть. Ты все еще считаешь меня неумелой?

Правда медленно доходила до Вестресс, пульсируя в ее оцепеневшем мозгу, словно гул далекого прибоя. Азар ненавидела дроу, ненавидела шамана булливагов. Все это было правдой, но под этими новыми, недавними ненавистями скрывалась главная, самая жгучая.

Вестресс заставила себя отрешиться от ужасной боли, собрав всю волю для последнего, самого важного вопроса.

А дроу?

Разбитое лицо Азар скривилось в презрительной усмешке.

— Даже теперь ты полагаешь, что я стану выполнять твои приказания! Дроу победила меня, да, но она победила и тебя тоже. И это искупает все. Знай: ты умрешь, а она — нет. И если это причинит тебе боль, я удовлетворена.

Генази дернула рукоять кинжала вниз, вгоняя лезвие выше и глубже в грудь иллитида одним жестоким ударом. Мышцы болезненно напряглись, сопротивляясь, потом клинок вошел во что-то мягкое, податливое.

Генази выдернула кинжал, и из Вестресс вдруг хлынула жидкость. Ихор, пузырясь, стекал по щупальцам и бежал из глаз, скатываясь по лицу едкими зелеными слезами.

Мраморный пол полетел ей навстречу. Вестресс не почувствовала удара, но постепенно до нее стала доходить новая, далекая боль. Когда она поняла ее источник, ужас охватил ее. Кинжал Азар отсек лицевое щупальце.

Генази отшвырнула извивающийся отросток и взялась за следующий.

— Как бы там ни было, булливаги помогли мне стать свободной. Это будет им наградой, — объяснила она. — Дроу тоже скоро узнает, что я всегда отдаю долги.

Постукивание по корпусу корабля стало более настойчивым. Шарларра нахмурилась.

— Наверно, стоило узнать ответный пароль, — проворчала она.

Пожав плечами, она подошла к обшивке борта и принялась выстукивать припев незабываемой «Русалки», непристойнейшей из песенок, популярных в тавернах Гавани Черепа. Это, казалось, устроило невидимого разведчика. Теперь было самое время принять некоторые меры предосторожности.