Элейн Каннингем - Паутина

Ведигар ждал, все так же держа меч в ножнах, пока рашеми не отвернулся наконец от моря. В медвежьих глазах, ярко и неуместно голубых на темной шерсти морды, горела смертоносная ярость, когда они остановились на раненом воине.

Они стояли так долго. Наконец дрожь пробежала по могучему телу медведя, и шерсть стала исчезать, пропала в светлокожей фигуре человека. В считанные мгновения перед Первым Топором Хольгерстеда стоял Федор из Рашемена, голый и белый от усталости, но в остальном невредимый.

Он посмотрел озадаченно на Ведигара, множество его ран, руку на рукояти меча. Потом пришло понимание, и он медленно кивнул. “Ты здесь, чтобы убить меня”, прошептал он.

“Да”.

Молодой берсерк долго, тяжело вдохнул воздух. “За это я благодарен тебе”, сказал он просто.

Ведигар ответил мрачной улыбкой, и скинул плащ Альфхильды. Он передал его юному воину. Пока Федор обворачивался в него, Первый Топор пошатнулся. “Я рад, что этого не понадобилось”, сказал он слабеющим голосом. “Ты теперь истинный хамфаригген , друг мой, доверенный в этом, как и во всем остальном”.

Федор поймал оседающего Ведигара, и перекинул потерявшего сознание мужчину через плечо. Медленно, преодолевая боль, он вскарабкался по крутой каменистой тропе к деревне-крепости. Дверь распахнулась настежь, встречая их. Несколько человек кинулись к ним, принимая Ведигара из рук Федора, и внесли его внутрь крепости, к уходу деревенского шамана. Повинуясь спокойным указаниям Альфхильды, остальные принялись за работу, заботясь о раненных, готовя погребальный костер для павших, оттаскивая мертвых и раненных морских существ вниз к берегу, на корм акулам — ни к чему им почет пламени.

Одевшись в рубаху, штаны и башмаки одолженные братьями-берсерками, Федор работал бок о бок с ними. Мысли его, однако, обращены были к раненому другу. Когда Альфхильда вновь появилась во дворе, дабы объявить новости, Федор так же внимательно, как и любой житель Хольгерстеда прислушивался к ее словам.

“Шаман говорит, что Ведигар будет жить. Но раны его велики и серьезны, и он не сможет сражаться много дней. Поэтому он просит чтобы вы приняли Федора из Рашемена как своего Первого Топора, вести вас в битву до тех пор, пока он не сможет вернуться на свой пост. И еще”, продолжила она, поднятой ладонью обрывая изумленный шепот. “Ведигар назвал Федора наследником Хольгерстеда, следуя закону и обычаям деревни, до того дня, пока девушка Дагмар не принесет ему сильного обликом сына-воина. Я принимаю обычаи этой земли, и свой долг, перед мужем и повелителем”, мягко заключила она. “Можете ли вы, давшие ему клятву верности, поступить иначе?”

Лицо ее было величественно; глаза бросали вызов любому, кто посмеет проявить к ней жалость. Люди теряли дар речи перед силой слов Альфхильды и глубиной верности гордой женщины. Затем, все как один, они подняли свое оружие и сложили его у ног Федора. Суровым унисоном они повторили клятву вслед за ней.

“Первому Топору Хольгерстеда принадлежат наши клинки. В мире и войне, мы следуем”.

Федор стоял, безмолвный и ошеломленный, лицом к лицу с приносящими ему присягу братьями-берсерками. Он не в силах был отвергнуть возложенную на него Ведигаром ношу, но и долго нести ее не мог. Хоть он и не повернулся против товарищей в последней, самой яростной вспышке боевого безумия, ее сила ужасала. Он слушал истории Ведигара о воинах-оборотнях, но ему никогда не приходило в голову, что однажды он сам примет облик животного. Достаточно страшно уже и то, что он сражался без участия собственной воли. Такую полную, абсолютную потерю себя он просто не мог вынести.

Рашеми знал, что на следующий день ему придется отправиться в деревню Руатим, и сообщить Лириэль о случившемся. Если волшебница дроу не сумеет в скором времени сотворить руну, почувствовал Федор, ему и в самом деле не останется выбора кроме как просить Ведигара закончить то, к чему он готовился у берега. Молодой берсерк не мог отнять собственную жизнь; воинам Рашемена такое строго воспрещалось. Смерть была даром, который можно было принять только от руки верного друга, или, может быть, быстрого и коварного врага.

Когда мрачная ночная работа наконец завершилась, Федор ушел в свою комнату. Скинув позаимствованную одежду, он наконец повалился на кровать, слишком усталый, чтобы бояться увидеть во сне лица убитых.

Мягкий стук в окно пробудил его ото сна. Несмотря на усталость, в Федоре сработали инстинкты воина. Он мгновенно оказался на ногах, с дубиной в руке. Окно распахнулось, и он занес дубину над головой.

Светлая голова забралась в комнату, голубые глаза широко раскрылись при виде готового к удару оружия. Федор узнал дочь шамана, и опустив дубину издал вздох одновременно облегчения и раздражения.

Дагмар пролезла сквозь низкое оконце и тут же согнулась в глубоком поклоне. “Ты спас мой новый дом, Федор из Хольгерстеда, и без сомнения мою жизнь. Благодарю тебя”.

“Я принимаю твою благодарность”, пробормотал он с улыбкой, “но нельзя ли было подождать с ней до утра?”

Женщина быстро выпрямилась и встретила его взгляд. “Не так, как я хочу выразить ее”, сказала она прямо. В значении ее слов нельзя было ошибиться. Федор отступил на шаг, неожиданно вспомнив, что не одет. Он потянулся за плащом Ведигара, и завернулся в него.

“Мантия Первого Топора тебе подходит”, проговорила она, “но сейчас в ней нет нужды”. С этими словами она развела складки плаща, и положила обе ладони на грудь юноши.

Федор поймал ее руки, и мягко отвел их в сторону. “Ты — нареченная невеста Ведигара”, сказал он тихо. “А ты его наследник. Подобное ожидается”.

Схватившись рукой за голову, Федор беспомощно глядел на девушку. Он никак не представлял, что вместе с принятой им на себя ролью добавится и нечто в этом роде! Однако ему показалось, что в словах северянки было не много правды. Подняв бровь, он посмотрел на нее скептически.

Девушка вздохнула и дернула плечами. “Ну хорошо, может быть и нет такого обычая. Но в Хольгерстеде должен появиться наследник — воин- хамфаригген , чтобы вести берсерков в бой. Предсказатели говорят, что я могу родить такого сына. Если ты подаришь мне ребенка, я смогу уйти из этого дома и с почестями вернуться в деревню. Это будет подарком”, сказала она мягко, с мольбой во взоре. “Для Хольгерстеда, для всего Руатима. Для меня. Даже для Ведигара”, добавила она с ноткой горечи.

Федор ощутил жалость к молодой женщине, поскольку Ведигар не умел лицемерить, и ясно для всех было, что Первому Топору не хочется брать вторую жену. Став свидетелем отваги и верности Альфхильды, Федор не удивлялся, что Ведигар не смотрит на других женщин. Даже на столь прекрасных, как Дагмар.