Дмитрий Казаков - Солнце цвета меда

Что уж говорить о княжеском столе! Запахи острых приправ щекотали ноздри, заставляя внутренности в остервенении бросаться друг на друга.

– Уф! – В кубке оказалась крепкая брага, какую Ивару не доводилось пить много лет. Когда проглотил, то в горло словно пролез раскаленный еж. С некоторым трудом продавил его глубже, ощутил, как на глазах выступили слезы. Поспешно опустился на место, потянулся к закуске.

Сидящий между конунгом и князем Лычко яростно рвал на части гуся: пальцы тиверца были измазаны жиром, которым истекало белое и нежное, будто масло, мясо.

– Слушай, – обратился к нему Ивар вполголоса, – а кто это рядом с князем?

По левую руку от Бузислава сидела ослепительно красивая женщина. Синие глаза строго глядели с нежного, как спелый персик, лица, а волосы скрывал причудливый убор.

– Жена, – так же тихо ответил русич, – княгиня Влада из вашкевичей. Есть такое племя у ляхов…

Княгиня вовсе не походила на Рагнхильд, но при взгляде на нее сердце Ивара почему-то сжалось от острой тоски. Вспомнилась жена, дети, усадьба в Трандхейме, где его ждут, помнят о нем.

С места неожиданно поднялся Ингьяльд. Лицо его было красным, точно рябина в начале зимы, но голос звучал твердо.

– Позволь, князь, сказать вису о сегодняшней битве. Дружинники недоуменно зашумели мало кто знал, что такое виса и зачем она нужна. Но Бузислав ранее встречался со скальдами, поэтому благосклонно кивнул:

– Говори.

Большая Рука приосанился, вытянул шею, точно петух на заборе:

Пива тьмы поток

Лил – вступили клены

Света вод в нещадный

Ропот Хрунд – князь яро.

Не припомнят люди Тверже

игрищ Игга —

Люто бились в поле

Ньерды звона лезвий.

– Славно сложено, – сказал Бузислав, – и, как всякий дар, требует ответного. Возьми это.

Свет факелов блеснул на массивном золотом запястье. Его покрывал хитрый узор – звериные фигуры сплетались с ветвистыми растениями, так, что трудно было определить, где кончаются листья и плоды, а начинаются оскаленные пасти и когтистые лапы.

Ингьяльд поклонился, запястье прижал к груди. В следующей висе, если сложит такую, он явно воспоет щедрость владыки тиверцев, не пожалеет лучших кеннингов…

Внизу меж столов появился седовласый старец с гуслями. Заиграл что-то напевно-тягучее, дружинники, раскрасневшиеся от браги, подпевали. Слышался звон кубков и беззаботный смех. Там помянули погибших соратников и теперь веселились. Жизнь воина коротка: кто знает, когда настигнет тебя вражеский меч или стрела, так зачем тратить время на печаль?

Бузислав ел мало, пил еще меньше, сидел мрачный – как медведь, загнанный в болото, потом его взор обратился к Ивару.

– Рассказывай, конунг, как жил ты все это время… Семь лет не виделись! Немалый срок!

Слушал без особого интереса, рассеянно кивал.

– А ты что скажешь, князь? – спросил Ивар в свою очередь, – Что, лучше тебе здесь, чем в Миклагарде?

– И не спрашивай… – Бузислав отмахнулся, лицо его потемнело, как небо перед грозой. – Или сам не видишь? Всякий стремится сесть на княжеское место, но если бы знали все его заботы и тяготы, очередь стала бы поменьше…

– Но мы же победили сегодня, – осторожно сказал Ивар, – Одной печалью должно стать меньше.

– Мы уничтожили только одну орду, – покачал головой князь, кулаки его сжались, на лбу прорезались морщины, – а вскоре с юга явится новая… Этих степняков больше, чем песка вокруг Багдада, точно женщины у них рожают быстрее, чем крольчихи. Или вовсе мечут икру, будто жабы!

Княгиня успокаивающе положила тонкую белую кисть на руку князя. Тот улыбнулся, морщины на лбу чуть разгладились.

– Пять лет, – проговорил он голосом, в котором не осталось гнева, а была одна лишь горечь, – пять лет мы сражаемся, отражаем набеги, одну за другой истребляем орды, а они все идут и идут… Из соседей одни племена уничтожены, другие отступают на север, стремясь укрыться в лесах, а поляне и вовсе решили стать союзниками захватчиков. Скоро и мы не выдержим…

– Что же делать? – тихо спросил Лычко.

– Я не знаю, – Бузислав вздохнул – так тяжело, как могла бы это сделать гора. – А когда не знаю, советуюсь с теми, кто мудрее… В горах на западе княжества живет святой пещерник. Если уж и он не даст ответа, то нам останется либо бежать, либо погибать с честью…

Снизу, от столов дружинников, доносились топот и лязг. Там плясали, двое рубились на мечах, показывали удаль. Кое-кто спал, уткнувшись лицом в миску, – о князе совсем забыли…

– А кто такой пещерник? – поинтересовался Ингьяльд.

– В пещеры уходят те кто хочет познать высшую ярость, постичь смысл бытия, – пояснил Лычко, – ему надоела обычная жизнь с ее суетой. А этот пещерник, говорят, и вовсе из Старых. Был великим воином, но наскучило лить кровь, и он стал отшельником…

– Чего этот смысл постигать, – пробурчал Нерейд, на лице его было написано искреннее недоумение, – сражайся, пока можешь. А потом тебя убьют – и вновь будешь сражаться, уже в Вальхалле…

Под конец фразы голос рыжего викинга звучал все менее уверенно, словно он сам смекнул, что сказанное им не блещет смыслом.

– Интересно было бы посмотреть на такого человека, – сказал Ивар.

– Вот и поехали со мной, – предложил Бузислав. – Я отправляюсь завтра. Чего в городе-то торчать, от скуки блох давить?

Ночью пролился дождь, и воздух был свеж, словно морской бриз. В блеклом утреннем небе ползли драные облака, похожие на куски грязного, серого одеяла. Ветер дул не по-летнему холодный.

– И куда мы премся в такую рань? – ворчал Нерейд, недружелюбно оглядывая коня, на котором ему предстояло ехать. – Все же Бузислав теперь конунг, никто не заставляет выезжать раньше полудня…

– Не до сна, когда твоя земля в такой опасности, – сурово сказал Эйрик.

– Оттого что он не выспится, степняки сквозь землю не провалятся!

Кроме этих двоих, Ивар взял еще Ингьяльда. Болтуна Для веселья, Две Марки для солидности, а молодому эрилю полезно будет посмотреть на святого пещерника.

– Хватит спорить, горячие северные парни, – осадил Дружинников конунг, повернулся к Лычко: – Слушай, а почему к этому пещернику решили обратиться только сейчас?

– Да раньше думали обойтись своими силами, – вздохнул русич. – К святым пещерникам идут только в самом крайнем случае. У них то ли от долгих умствований, то ли от вшей характер портится… Явишься не вовремя – проклянут запросто! Кому охота потом слепым или шелудивым разгуливать?

– Проклинать – это правильно, – неожиданно одобрил Ингьяльд, – А то представляете, сколько народу к пещерникам шлялось бы – просто так, поглазеть? Путались бы под ногами, мешали бы благочестивым размышлениям!..