Орсон Кард - Краснокожий пророк

Когда краснокожий, опустившись на колени, призывал жертву, в которой на самом деле не нуждался, животное сразу различало его ложь и не приходило. Ложь отрезала краснокожего от земли, она ослепляла его и лишала на время слуха. Но этот бледнолицый мальчишка лгал с такой силой и мощью, что крошечные умишки тараканов поверили ему. И насекомые со всех ног бросились в соседнюю комнату, сотнями, тысячами исчезая под стенами.

Элвин-младший что-то услышал и расплылся в довольной ухмылке. Но Лолла-Воссики овладел гнев. Он даже открыл глаз, чтобы не видеть торжества Элвина-младшего, чья месть успешно свершилась. До его слуха донеслись панические вопли сестер, на которых накинулась армия тараканов. В комнату вбежали родители и братья. Принялись топтать. Давить, бить, убивать тараканов. Лолла-Воссики закрыл глаз и ощутил смерть насекомых — каждая угасшая жизнь жалила его будто иголкой. Прошло немало времени с тех пор, как черный шум одним-единственным убийством затмил все остальные смерти, и Лолла-Воссики успел забыть те ощущения, которые приходят, когда вокруг умирают крошечные существа.

К примеру, пчелы.

Тараканы — это бесполезные животные; они питаются объедками, отвратительно шуршат в щелях и мерзко ползают по коже. Но вместе с тем они часть земли, часть жизни, часть зеленой тишины, а их смерть — это злой шум, поднятый бессмысленным убийством. Они уверовали в ложь и погибли.

"Вот зачем я сюда пришел, — внезапно понял Лолла-Воссики. — Земля привела меня сюда, ибо знала, что мальчик этот обладает великим могуществом, знала, что некому научить его пользоваться данной ему силой, некому научить его прислушиваться к нуждам земли, прежде чем менять ее. Некому научить его быть краснокожим, а не бледнолицым.

Я явился сюда не затем, чтобы отыскать своего зверя сновидения, а затем, чтобы стать этим зверем для мальчика".

Шум успокоился. Сестры, братья, родители вернулись ко сну. Лолла-Воссики, цепляясь пальцами за щели в бревнах, полез вверх по стене дома. Глаз его был закрыт — он не надеялся на собственные силы, предоставив земле вести его. Ставни спальни были распахнуты, и Лолла-Воссики, оперевшись локтями о подоконник, заглянул в комнату.

Сначала он обозрел ее здоровым глазом. Увидел кровать, табуретку с лежащей на ней аккуратно сложенной одеждой и колыбельку, стоящую напротив кровати. Окно находилось прямо посредине между кроватью и колыбелькой. В постели виднелась какая-то выпуклость, формой напоминающая тельце маленького мальчика.

Лолла-Воссики снова прикрыл глаз. Элвин лежал на кровати. Лолла-Воссики почувствовал охватившую мальчика дрожь возбуждения. Он так боялся, что его поймают, так радовался своей победе, что теперь, с трудом сдерживая рвущийся наружу смех, никак не мог успокоиться.

Снова открыв глаз, Лолла-Воссики взобрался на подоконник и тихонько спрыгнул на пол. Он ожидал, что Элвин заметит его, закричит, но мальчик неподвижно лежал на постели, так и не издав ни звука.

Когда здоровый глаз Лолла-Воссики был открыт, мальчик не видел его, точно так же, как краснокожий не видел Элвина. Вот он, конец долгого сна. Лолла-Воссики должен был стать зверем сновидения для этого мальчика. Лолла-Воссики должен подарить мальчику откровения, а малыш так и не поймет, что его зверем стал поклоняющийся виски краснокожий с пустой глазницей.

Какое видение показать ему?

Лолла-Воссики сунул руку за пояс брюк белого человека, под которыми по-прежнему была надета набедренная повязка, и вытащил из ножен нож. Подняв руки над головой и сжимая в одной из них острый клинок, он закрыл свой глаз.

Мальчик так и не увидел Лолла-Воссики — глаза малыша были плотно зажмурены. Поэтому Лолла-Воссики собрал воедино окружающее его белое сияние и притягивал свет, пока яркие лучи полностью не пропитали его тело. Теперь свет исходил от его кожи, так что он порвал на груди рубашку, подаренную ему бледнолицыми, и снова воздел руки. Заметив сквозь сомкнутые веки непонятное мерцание, мальчик открыл глаза.

Лолла-Воссики ощутил ужас, пронизавший мальчика при виде явившегося ему страшного призрака, — перед ним стоял ярко сияющий одноглазый краснокожий, сжимающий в руке острый нож. Но Лолла-Воссики не хотел, чтобы мальчик боялся. Человек не должен страшиться зверя своих сновидений. Поэтому он послал свет навстречу Элвину, чтобы обнять его, прижать к себе, и свет тот нес слова успокоения, уговаривая мальчика не бояться.

Мальчуган немножко расслабился. Заворочавшись в своей постели, он сел, прислонившись спиной к стене.

Пришло время пробудить мальчика от сна длиною в жизнь. Но откуда Лолла-Воссики может знать, как это делается? Ни один человек, ни бледнолицый, ни краснокожий, еще не становился зверем сновидений другого человека. Однако он откуда-то знал, что надо делать. Что нужно показать мальчику, какими чувствами его наполнить. Решение, пришедшее Лолла-Воссики на ум, показалось ему правильным, и он последовал призыву.

Прижав к ладони сияющий нож, Лолла-Воссики с силой нажал на лезвие. Разрез получился глубоким, и кровь ручьем хлынула из раны, побежав по запястью и пропитав насквозь рукав. Вскоре ее капли закапали на пол.

Боль не заставила себя ждать, появившись мгновением спустя. Собрав ее и превратив в картинку, Лолла-Воссики проник в разум Элвина, показывая ему комнату сестер глазами маленького, слабого существа. Оно мчалось со всех лап, его мучил голод, страшный голод, оно искало пищу, оно было уверено, что еда где-то рядом — мягкие тела обещали вечное наслаждение, значит, надо карабкаться туда, искать еду там. Но в воздух взметнулись огромные руки, смахивая крошечное создание на пол. А затем мир сотрясли тяжелые шаги какого-то великана, и наползшая тень сменилась агонией смерти.

Это повторялось снова и снова. Терзаемые голодом маленькие существа бежали, спешили, верили, но их предали, послали на верную смерть.

Многие пережили побоище, и выжившие тараканы не оглядываясь бросились улепетывать прочь, уносить лапы. Комната сестер — это обитель смерти, да, и они бежали оттуда. Но уж лучше остаться здесь и принять смерть, нежели вернуться в ту, другую комнату, в комнату, где гнездилась ложь. Все это выражалось не словами, слов в жизни маленьких существ не было, как не было связных образов, которые люди привыкли называть мыслями. Да, смерть — ужасная штука, из комнаты пришлось спасаться бегством, но в другой комнате поселилось нечто более страшное, чем смерть, — там мир сошел с ума, там теперь могло произойти все на свете, там ничему нельзя верить, ибо все стало обманом. Ужаснейшее место. Самое страшное место во всем мире.

Лолла-Воссики закончил видение. Мальчик, прижав к глазам ладони, громко плакал. Лолла-Воссики никогда раньше не видел, чтобы человек так терзался муками раскаяния; видение, которое послал мальчику Лолла-Воссики, подействовало намного сильнее, чем он ожидал. «Я жестокий, злой зверь, — подумал Лолла-Воссики. — Он пожалеет, что я разбудил его». Устрашась собственного могущества, Лолла-Воссики открыл глаз.