Орсон Кард - Краснокожий пророк

— Куда?

— На тот холм, что ты видел, — объяснил Такумсе.

— А что, он и вправду существует?

— Ни один белый человек не видел его. Ибо своим присутствием он… он осквернит это место. — Элвин ничего не ответил, да и что он мог сказать? Такумсе с трудом сглотнул. — Но если оно тебе приснилось, значит, тебе надо там побывать.

— А что это такое?

Такумсе пожал плечами.

— Это место, которое тебе приснилось. Вот и все. Если хочешь узнать больше, обратись к сновидениям.

До лагеря они добрались уже в сумерках. На лужайке стояло несколько вигвамов, ибо, судя по небу, ночью собирался дождь. Воины настояли, чтобы Такумсе спал в одном вигваме с Элвином, ради его же благополучия. Но Такумсе наотрез отказался. Этот мальчик пугал его. Земля что-то делала с ним, но Такумсе ничего не объясняла.

Однако когда тебе во сне является Восьмиликий Холм, у тебя не остается выбора. Ты должен идти. А поскольку Элвин в одиночку не найдет туда дорогу, Такумсе придется идти с ним.

Он не смог бы объяснить этого своим воинам, а если бы и смог, то не стал бы ничего говорить. Слово о том, что Такумсе отвел бледнолицего в древнее священное место, распространится очень быстро, и многие краснокожие откажутся даже видеться с Такумсе.

Поэтому утром он сказал, что, исполняя желание Пророка, забирает мальчика на учебу.

— Встречаемся через пять дней там, где Пикави впадает в Гайо, — напоследок произнес он. — Оттуда мы пойдем на юг, чтобы поговорить с чоктавами и чикисавами.

— Возьми нас с собой, — принялись упрашивать они. — Тебе ведь может грозить опасность.

Но он ничего не ответил, и воины замолчали. Он побежал в лес, и Элвин снова пристроился за ним, следуя шаг в шаг. Снова они бежали, словно повторяли путь от озера Мизоган к Детройту. К вечеру они достигнут Земли Кремней. Такумсе намеревался провести там ночь и посмотреть свои сновидения, прежде чем вести бледнолицего мальчишку к Восьмиликому Холму.

Мера услышал приближающиеся шаги буквально за секунду до того, как лязгнул засов, дверь отворилась и в погреб хлынул яркий свет. Он как раз успел стряхнуть грязь, затянуть на набедренной повязке пояс из оленьей шкуры и выбраться из туннеля на кучу картошки. Повязка была настолько грязной, словно он облепился ниже пояса комьями земли, но это все мелочи.

Солдаты не стали тратить время на осмотр тюремного помещения, поэтому туннеля, которого было прокопано уже добрых два фута, они не заметили. Вместо этого они схватили юношу подмышки и вытащили наружу, хлопнув за его спиной тяжелой дверью. Свет ударил в глаза так внезапно, что практически ослепил его. Мера даже не разглядел, кто его тащит и сколько солдат за ним послали. Впрочем, какая разница? Местные жители сразу узнают его, поэтому Гаррисон наверняка послал своих прислужников. А значит, ничего хорошего его не ожидает.

— Свинья и есть свинья, — отметил Гаррисон. — Отвратительно. Ты выглядишь как настоящий краснокожий.

— Сами засунули меня под землю, — огрызнулся Мера. — Вы что, думали, я там мылся?

— Мальчик мой, я дал тебе на раздумья одну долгую ночь, — сказал Гаррисон. — Теперь ты должен решать. Ты мне так и так пригодишься. Хочешь остаться в живых, расскажи всем, как твоего брата запытали до смерти, как он каждую секунду кричал. Ты сумеешь сочинить хорошую историю и поведаешь, как Такумсе и Пророк обмывали свои руки в крови мальчика. Если ты согласишься рассказать что-нибудь подобное, тебя стоит оставить в живых.

— Такумсе спас мою жизнь от ваших краснокожих чоктавов, — закричал Мера. — И ничего больше я рассказывать не буду. Разве что упомяну, как вы заставляли меня скрыть правду.

— Так я и подумал, — нахмурился Гаррисон. — Даже если б ты солгал мне и пообещал рассказать все, как я попрошу, я бы тебе не поверил. Стало быть, выхода не остается.

Мера догадывался, что Гаррисон собирается предоставить Церкви Вигора его труп со следами пыток на нем. Мертвый, он никому не сможет рассказать, кто его резал и жег. «Что ж, — решил Мера, — ты увидишь, что я с достоинством приму смерть».

Но поскольку перспектива близкой смерти его не слишком-то прельщала, он подумал, что, может быть, стоит еще раз попробовать переубедить Гаррисона.

— Гаррисон, послушайте, мы можем договориться. Вы меня отпускаете и отзываете свои войска, и тогда я держу свой рот на замке. Просто отпустите меня, а потом притворитесь, что все это было ужасной ошибкой, отведите своих парней домой и оставьте Град Пророка в покое. Тогда я не скажу ни слова. На такую ложь я охотно пойду.

Гаррисон на секунду заколебался, и Мера почувствовал, как внутри зародилась призрачная надежда. Может, внутри этого человека еще теплится искорка добра и он опомнится, прежде чем обагрит свои руки кровью. Но потом Гаррисон улыбнулся, потряс головой и махнул рукой здоровому уродливому речному матросу, который стоял прислонившись к стене.

— Бездельник Финк, перед тобой сейчас стоит юноша-изменник, который добровольно участвовал в злых деяниях Такумсе и его банды насильников и детоубийц. Надеюсь, у тебя получится переломать ему пару-другую косточек.

Финк окинул юношу оценивающим взглядом:

— Боюсь, шума будет много, губернатор.

— На вот, засунь ему в рот кляп. — Гаррисон вытащил из кармана своего сюртука платок. — Держи, запихай эту тряпку ему в рот и завяжи вот так.

Финк повиновался. Мера пытался не смотреть на него, пытался успокоить дрожь, которая сводила его живот и наполняла мочевой пузырь. Начав делать медленные, глубокие вдохи через нос, он постепенно обрел самообладание. Финк обвязал красным шарфом лицо Меры и затянул узел так туго, что кляп чуть не провалился в желудок. Юноше снова пришлось сосредоточиться на дыхании, чтобы подавить позывы к рвоте. Если он вдохнет ртом, платок пройдет прямо ему в легкие, и тогда Мера точно умрет.

Хотя глупо сейчас думать об этом — Гаррисон все равно вознамерился расправиться с ним. Может, лучше задохнуться платком, чем терпеть боль, которую ему причинит Финк. Но Мера слишком крепко цеплялся за последнюю ниточку жизни, чтобы умереть так просто. Он вытерпит боль и умрет мужественно, легкий путь — не для него.

— Краснокожие обычно не ломают кости, — услужливо напомнил губернатору Финк. — Они обычно режут ножами и жгут.

— У нас нет времени, чтобы резать его на части, а тело ты можешь сжечь после того, как он умрет. Главное, Финк, заполучить труп покрасивше. Боль нам неважна, ведь мы ж, в конце концов, не дикари какие-то. По крайней мере, не все мы окончательно одичали.

Бездельник понятливо усмехнулся, затем развернулся, взял Меру за плечо и ударом ноги сбил на пол. Мера никогда так ясно не ощущал своего бессилия, как в тот момент, когда ударился о доски пола. Ростом Финк был не выше его и на вид ничуть не сильнее, а Мера знал несколько борцовских приемчиков, но Бездельник и не собирался драться по-честному. Он схватил и ударил — и Мера вмиг очутился на полу.