Эдуард Катлас - Девятая Крепость

"Так мы созданы, те двое из нас, которые еще остались. Большие грязные полотенца, колышущиеся в небе. И не бойтесь, — человек рядом с вами, — наш друг.

— Но третий не был ни моим другом, ни другом всего человечества, — сказал Максвелл. — Он продал нас.

— И все-таки ты сидел с ним, когда остальные не захотели прийти.

— Да. Это долг, который следует отдавать даже злейшему врагу.

— Значит, — сказал баньши, — ты способен что-то понять".

Стены помнили. Память — это все, что оставалось у обвалившихся руин, зараставших травой. Забвение — для живых, мертвые же стены не забывали. Обваливаясь, проигрывая в битве с травой камень за камнем, они продолжали помнить.

Стенам была оставлена только память, и ничего больше. Память о каждом человеке из тысяч, погребенных под ними. Память о каждом ржавом мече, который лежал под слоем земли. Стены помнили эти мечи молодыми, остро отточенными и смертоносными. Они помнили кровь на этих мечах, помнили, как эти мечи сжимали живые руки. Помнили, как эти же руки, но уже холодные, по-прежнему сжимали оружие, как будто продолжая незримый бой по ту сторону вечности. Помнили, как железо превращалось в ржавчину, а живая плоть в забытый всеми прах.

Стены, снесенные до основания, не грустили о времени, когда они гордо возвышались над лесом, когда вокруг них жили, воевали и умирали. Грусть — для живых. Стенам было разрешено только помнить. Помнить о колдовстве, вырывающем души из сотен тел и крушащем здания и башни. Помнить о храбрости, с которой умирали их защитники. Помнить ярость битвы и крики умирающих. Помнить каждую мысль и каждый вздох тех, кто ушел.

Стены не надеялись отдать свою память потомкам. Надежда — для живых. Стены могли только хранить память. Хранить память даже о том, о чем не мог помнить никто, кроме них.

Стены не желали менять предначертанное. Желание — для живых. Они равнодушно сдавались в поединке со временем, уходя из реальности. Трава забвения, хладнокровный воин вечности, неумолимо побеждала руины, которые уже некому было защищать.

Стены стояли, как символ двух извечных врагов. Памяти и забвения.

Весна была ранняя. Ручьи журчали на посеревших холмах, понемногу смывая почву с тех мест, где через сотни лет будут пролегать глубокие овраги. Из уставшей под снегом земли там и здесь пробивалась зелень, готовая к новому витку борьбы выживание.

Крепость стояла на одном из холмов. Она была небольшая, но высоты ее стен всегда оказывалось достаточно для отражения набегов диких кочевых племен, не обладающих навыками длительной изнуряющей осады и умением создавать осадные орудия. Да и холм был высокий, у большинства кочевников охота воевать пропадала сразу после того, как они достигали вершины.

Если бы вся служба заключалась только в периодических выходах на стены крепости и торжественном рассматривании окрестностей, то это было бы самое спокойное место для службы регулярных королевских пехотинцев. — Думал молодой воин, неспешно прохаживающийся по западной стене крепости. — Но служба этим не ограничивалась, наоборот, это считалось наиболее простой ее частью. Большую часть времени каждый пехотинец проводил во внешнем патрулировании той незримой черты, которая считалась границей королевства. Эта линия давно оставалась только на картах, ведь никакого другого государства, с которым можно было бы договориться о том, где проходит граница, не было. По ту сторону были только кочевники, для которых понятие границы было пустым звуком. Как, к сожалению, и для поселенцев, с каждым годом все глубже и глубже проникающих на незащищенные территории. Поселенцы оставались бесстрашными только до первой встречи с кочевниками. Те из них, кто выживал после подобных встреч, делались испуганными надолго. Испуганными и обозленными, — не на свою самоуверенность и глупость, и даже не на кочевников, а более всего на королевских пехотинцев, которые не спасли их от несчастья.

Так что большую часть службы Рем носился со своим подразделением по холмам, пытаясь перехватить новую группу всадников, решивших улучшить свое благосостояние за счет крохотных пограничных деревушек.

За подобными размышлениями подошло к концу время вахты на стенах и, сменившись, Рем поспешил на кухню. Он уже прошел через весь крепостной двор, отделявший желаемую цель его похода от казарм, когда заметил у входа на кухню капитана, задумчиво осматривающего окрестности. Все пехотинцы, достаточно хорошо знавшие своего командира, так же хорошо знали и этот взгляд. Такой взгляд означал одно — у капитана есть неприятная работенка, которую он пока не знает, на кого скинуть. Рем мечтал немного иначе провести время, свободное от караулов, поэтому постарался резко изменить направление и избежать взгляда капитана. Но было поздно.

— Пехотинец Рем — рявкнул капитан. Рем застыл на месте, про себя молясь всем известным ему богам, чтобы хоть на этот раз он ошибся в намерениях капитана… — Вас то я и искал, пехотинец. Судя по всему, вы направлялись в сторону кухни. Ну что же, мне тоже не грех перекусить. Давайте за мной.

— Сегодня курьер доставил приказ. С самого верха. — Капитан говорил отрывисто, стараясь выдать максимум сведений в промежутках между пережевыванием окорока, и заливанием внутрь эля, который благосклонно выставил на стол повар, увидев начальство. — Теперь они решили, что нам надо помочь с подготовкой. Велено выделить не менее одного пехотинца от крепости и отправить на дополнительное обучение, — капитан хмыкнул — маршалы решили поучить нас рукопашной. Велено выделить одного из лучших. Но опытных я не отдам, а из молодежи ты самый резвый.

Рем медленно начал понимать, к чему клонит капитан. Ну что же, с одной стороны — ему придется на несколько месяцев оставить ставшую уже вторым домом крепость, но с другой — сегодня не нужно будет помогать конюхам, чего больше всего боялся Рем, увидев полчаса назад остановившийся на нем взгляд капитана.

— Так что поутру и отправишься. Возьми коня, рацион, и чтобы по дороге нигде не задерживался. На подходе караван, у них есть несколько наемников в охране. Дилетанты, но все лучше, чем одному… Вот с ними и пойдешь. Доберешься до Ледера, там отрапортуешь страже, найдешь промежуточный пункт сбора. Да и вот еще что — возьмут не всех, там же будут отбирать, проверки устраивать, так что смотри, крепость не позорь…

К середине дня караван перевалил за цепь невысоких холмов, окружающих Ледер. По меркам пограничного воина, город был слабо защищен. Невысокие стены, предназначенные скорее для того, чтобы обозначить городскую черту, нежели для удержания города во время серьезной осады, обвалившийся, почти засыпанный ров — Ледер никогда не строился как пункт обороны, скорее, — это была удобная точка сбора податей с торговцев, развилка дорог, постепенно разросшаяся до размеров города. Если бы кочевые племена востока не находились в постоянных конфликтах друг с другом, и умели бы хотя бы иногда объединяться, тогда здесь стояла бы полноценная крепость. В отсутствие же серьезной внешней угрозы этого хватало.