Лиланд Модезитт - Инженер магии

— Ты слишком рассудителен для войны, Доррин, — со смешком отзывается Кадара. — Небось, не прекратишь своих логических выкладок, даже когда Белые легионы начнут охотиться за тобой по всем здешним холмам! А люди, мой друг, далеко не всегда поступают разумно. Пора бы тебе это усвоить.

— Пожалуй, ты права, — произносит кузнец и целитель с кривой усмешкой. — Я вот знаю, что в основе работы моих машин лежит гармония, и это логично. Хаос перемалывает все сложное, а машина непроста, и чтобы она работала, необходима гармония. Однако никто не смотрит на мою деятельность с позиции логики.

Кадара и Брид переглядываются.

— Надо же, — произносит Кадара после недолгого молчания, — я никогда не смотрела на это с такой точки зрения.

— Я до сего дня тоже, — смеется Доррин.

Наконец-то служанка ставит на стол три тяжелые миски, над которыми поднимается пар.

— Выкладывайте денежки.

Брид вручает ей серебреник.

— Тут за троих.

Она отдает ему медяк сдачи и со стуком опускает на стол тарелку с хлебом.

— Спасибо, — говорит Доррин Бриду. Глаза его слезятся от дыма и духоты. Кадара улыбается Бриду — с такой нежностью, что у целителя щемит сердце из-за того, что эта улыбка предназначена не ему.

— Не за что, Доррин, — говорит Брид, поднимая кружку. — Долго ты собираешься здесь пробыть?

— В Дью? Пока не уразумею, кто я таков.

— Как это жестоко! — с неожиданной яростью восклицает Кадара. — Лортрен... стерва она! Ей прекрасно известно, как честен Доррин! Могут пройти годы... — на глаза рыжеволосой воительницы наворачиваются слезы, но она даже не пытается их утереть.

— Я уверен, что именно это она и имела в виду, — сухо роняет Доррин, отламывает хлеба и зачерпывает ложку щедро проперченного соуса. — Ладно, хватит о грустном. Давайте насладимся едой.

Брид протягивает тарелку Кадаре, но та, утирая слезы, только качает головой.

— Вот тебе еще пиво, солдат, — служанка заново наполняет кружку Брида.

Доррин, моргая, проглатывает еще ложку. В глазах у него слезы, но он уверяет себя, что это исключительно от дыма. Неожиданно для себя Доррин зевает.

— Устал, — поясняет он извиняющимся тоном.

— Работа в кузнице так выматывает?

— Я ведь еще и целительствую помаленьку, в основном — с животными, а по ночам, бывает, сижу над чертежами.

— Чертежами?

— Это вроде рисунков. Иногда, прежде чем делать модель, лучше изобразить узел или деталь на бумаге. А потом я вырезаю модели из дерева, даже приводы.

— Приводы?

— Без них нельзя передавать энергию. Я читал об этом в старых книгах из отцовской библиотеки. Машина должна не просто вертеться или еще как-то двигаться, а работать. Для этого необходимо передавать энергию... Например, как с водяного колеса или ветряка.

— Но ведь у нас на Отшельничьем есть водяные колеса!

— И приводы есть, это не новинка. Я хочу построить паровой двигатель.

— Доррин... — Кадара умолкает, покачивая головой. Что тут скажешь!..

Доррин снова зевает и поднимается:

— Боюсь, мне пора идти. Спасибо за прекрасный вечер. Рад был повидаться с вами. Вы пока побудете в городе или вас куда посылают?

— Завтра будет ясно, — отвечает Брид. — Если под Клетом или Сидой объявятся разбойники, в погоню пошлют наш отряд. Нынче наша очередь.

Доррин выходит наружу, под висящий над дверями «Рыжего Льва» закопченный фонарь. Ветер студит его лицо. Под холодно поблескивающими звездами он бредет в конюшню, где, устроившись на охапке сена, мирно посапывает Ваос.

— Передай-ка мне кашу, — ворчливо говорит Яррл.

— Каша вкусная, особенно с перцем, — замечает Петра, поставив перед отцом миску.

— С перцем? С каких это пор мы стали покупать пряности? И на какие деньги, Рейса?

— Перец наш, с грядки. Он ранний и зеленый, но вкус придает.

— Так это твоих рук дело, парень?

— Я малость поспособствовал, — признается Доррин.

— Он хороший целитель, — говорит Петра. — Без него мы потеряли бы всех поросят. Да и коза...

— Вот за козу я все еще беспокоюсь, — нахмурясь, говорит Доррин.

— Неплохие результаты для парня, который по большей части стоит у горна, — по обыкновению ворчливо произносит Яррл. — Да еще невесть сколько времени тратит на свои игрушки.

— Они славные, — говорит Петра. — Необычные и забавные.

— На самом деле это модели, — поясняет Доррин, отправляя в рот кусочек персика. Он зеленоват, но кислинка позволяет смягчить вкус наперченного мяса. — Я надеюсь когда-нибудь выстроить машину побольше.

— Для этого потребуется свет знает сколько железа, — замечает Яррл. — И как ты собираешься такие штуковины применять?

— Не это главное... — отвечает Доррин.

— А я все-таки никак не возьму в толк, зачем тебе нужно заниматься кузнечным делом, а не целительством, — замечает Рейса.

— Меня привлекает и то и другое, — признается Доррин, — но сперва я хочу выучиться на хорошего кузнеца.

Стук дождя по крыше тем временем стихает.

— Похоже, скоро прояснится.

— Но нам нужен был дождь.

— Дожди размывают дороги, а не далее как завтра Бартов должен доставить мне железные болванки и уголь.

Петра прикрывает рот и смотрит на мать, вокруг глаз которой собрались улыбчивые морщинки. Рейса качает головой.

— Что это ты головой качаешь? — ворчит Яррл.

— Да так, из-за дождя.

— Из-за дождя... Ладно, передайте кто-нибудь мясо.

Доррин ставит перед кузнецом тяжелую миску.

— Слышь, малый, а сегодня вечером ты работать будешь?

— Не думаю. Я засыпал уголь и укрепил отдушины...

— Вот и хорошо, а то ты столько работаешь, что того и гляди мозги поджаришь. У нас, кузнецов, их и так всего-ничего.

— Это вряд ли, — смеется Доррин. — Бугел, например, уверяет, что ты будешь посмекалистее префекта Галлоса.

Яррл тяжело поднимается из-за стола.

— Схожу-ка я к Гонсару. Надо потолковать.

— Он хочет накачать тебя зеленым вином, чтобы поменьше платить за работу над повозкой, — едко замечает Рейса.

— Если ни с кем не встречаться и не разговаривать, то придется сидеть без работы, — буркает кузнец, снимая с крюка и надевая куртку.

Доррин собирает грязные тарелки.

— Я сама помою, — говорит Петра. — А ты лучше взгляни, как там пряности, особенно шалфей.

— Вишь ты, шалфей... — Яррл открывает заднюю дверь и выходит на крыльцо. — По крайней мере, вечерок ясный.

— Ты, главное, голову ясной держи, — напутствует его жена.

Следом за кузнецом Доррин спускается с крыльца. Обходя грядки и рассеянно удаляя сорную траву, замешавшуюся в посадку укропа, он с наслаждением впитывает аромат трав и ощущение растущей жизни. Рейса, надо отдать ей должное, немало потрудилась, создавая свои грядки на глинистой почве. А он лишь привнес сюда малую толику гармонии.