К. Миллс - Книга Жанны

Но я не смогла в полной мере сосредоточиться. Когда я подумала про парк, мне вспомнился Черный Корабль и золотистые глаза Карна. Вместе с веселыми личиками Жака и Шарин, хохочущими над каким-то им одним известным секретом, выплыл из памяти образ Карна, от души веселящегося вместе с Джемми, его особенный неповторимый смех. Нельзя, чтобы он умолк. Его голос, его быстрый ум, его нежность неизменно вторгались в каждое мое воспоминание. Я колотила кулаками по стене и плакала до изнеможения. Потом уснула.

И снова наступило утро. И опять оно принесло с собой муку ожидания, тревоги и одиночества. Я решила хотя бы на время отключиться от внешнего мира, поскольку в последний раз я провела полную самопроверку в первый месяц своего пребывания в этом мире. Давно пора было повторить ее. Я отключила органы чувств. Сосредоточившись, я заставила исчезнуть комнату. Мысленно, со всей тщательностью я исследовала свое тело миллиметр за миллиметром, систему за системой. Я не спешила. Кроме общего нервного напряжения, все было, как полагается. И я позволила себе вернуться во время. И к страху за Карна.

День угасал. Умолк шепот ветра под карнизом. Огромные сосны неподвижно висели в безмолвных сумерках. Карн, вернись! Вернись! Но вокруг только белая ледяная тишина.

Я пыталась разложить карты, но не могла усидеть на месте. Не могла есть, не могла забыться сном. Чашку за чашкой я пила клэг. Ходила от окна к окну. Выглядывала с надеждой в окно и отворачивалась со страхом и разочарованием. С лошадьми он должен был бы уже вернуться.

Включился свет. Теперь я уже не могла, не выключая его, увидеть, что творится снаружи, но он мог послужить Карну маяком. Мое воображение лепило из темноты жуткие картины — Карн, лежащий где-то со сломанной ногой, ударенный лошадью, упавший в овраг, умирающий от холода.

Хуже всего, если он попадется людям Харлана. Тогда его ждет смерть, и смерть мучительно медленная.

Слезы покатились по моему лицу. Было слышно, как они капают на платье. Я закусила губу и смахнула их с лица, но рука, коснувшаяся щеки, дрожала. Я любила Карна Халарека, несмотря на похищение, на здравый смысл, на огромную разницу культур. Я любила его. Я горько усмехнулась. Все мое трусливое упрямство и то, что я ни за что не хотела признать эту любовь, никак не уменьшило моих страданий.

Я опустилась в мягкое кожаное кресло. Когда люди Харлана напали в горах, или когда я услышала этот крик на краю пустыни, или сейчас, в ожидании и страхе за его судьбу, — почему только угроза его немедленной гибели могла заставить меня признать, какой пустой была бы моя жизнь без него. Я закрыла глаза и увидела себя маленькой и незначительной, такой, какой никогда раньше не хотела себя видеть. И уже было неважно, что он не верил в любовь в том смысле, как я понимала ее. И не имело значения то, что в его власти было причинить мне невыносимую боль. Единственное, что было важно — чтобы он жил.

Карн! Карн! Возвращайся!

Когда я снова открыла глаза, было уже утро, хотя я не помнила, как уснула. То, что я разобралась в себе, не делало предстоящий день более легким. Подошло и прошло время обеда — я сходила с ума от тревоги. Я пыталась расслабиться, но рана была слишком глубока. Этот человек разбил в прах годы душевной дисциплины.

Потом моя воля стала ослабевать. Я никогда не теряла до такой степени контроль над своим телом. Я была не в состоянии расслабиться. Я пыталась внушать себе спокойствие, но напрасно. Как он может так поступать со мной? Неужели он думает, что я не буду беспокоиться? Я же не железная. Восемь дней! За это время мы могли бы добраться вдвоем. Подумал ли он, куда я дену себя?

Я воображаю всяческие страхи, а он, наверное, сидит где-нибудь у огня и ужинает. Что ему мои чувства, мое беспокойство. В конце концов, я только женщина. Да, я должна ему сказать…

Задняя дверь отворилась, и с негромким стуком Карн шагнул внутрь. Гневные слова, которые я припасла, застряли в горле. Его лицо осунулось, глаза потускнели, плечи опустились, как будто собственный вес оказался для них непосильным бременем. На мгновение чувство неожиданного облегчения сковало меня.

— О, дорогой мой, — прошептала я. — Я так волновалась.

Он шагнул ко мне, сбрасывая на ходу промокший плащ и перчатки. Он остановился передо мной, ощупал мои плечи, шею, коснулся кончиками пальцев моего лица. Его руки были холодны, как лед, он слегка покачивался. Казалось, что он смотрит на меня, не веря своим глазам.

— Харлан… — пробормотал он, не отрывая глаз от моего лица. — Их тут десятки. На этой стороне. — Он зашатался, веки опустились. — Жанна! — Он покачал головой, но это движение лишило его равновесия, и он едва не упал.

Господи, как он устал! Боль и нежность охватили меня.

— Карн, мой господин, разреши мне помочь тебе.

Я стянула с него мокрую куртку, помогла добраться до постели и лечь.

— Жанна! Солдаты Харлана… Так близко… Страшно… — и он заснул.

С бесконечной осторожностью я сняла с него мокрые башмаки и растерла руками ледяные ноги. Я надела на него чистые теплые носки, укрыла одеялом и села у постели. Он жив. Ему не грозит опасность. Он снова со мной.

О, мой господин, если бы мы встретились при других обстоятельствах, в другом мире…

Но нам оставалось слишком мало времени. Его было бы мало, даже если бы долгие годы ждали нас впереди, но Карн не сомневался в победе Ричарда и в том, что Ричард вскоре убьет его. А мне предстояло провести остаток жизни в гнетущей пустоте.

Эта мысль была невыносима. Я вышла, чтобы проверить лошадей, и обнаружила, что Карн, прежде чем войти в дом, нашел в себе силы позаботиться о них. Я вернулась обратно, вскарабкалась на свою койку и свернулась под одеялами. В эту ночь я могла спать спокойно. Он вернулся.

Карн проспал почти весь следующий день. Я занималась своими делами, накрывала на стол, протирала мебель, все время боясь, как бы нечаянный звук не разбудил его.

Что я скажу ему? Нужно ли рассказывать ему, что я чувствовала? И могу ли я не рассказать?

Я не заметила, как он проснулся, пока его руки не обхватили меня, и он ласково прикоснулся губами к моей шее.

— Жанна, — сказал он хрипло. — Я так боялся за тебя. Я не ожидал, что это будет так долго. Там были патрули Харлана, много, и так близко отсюда. Жанна, Жанна…

Он повернул меня в своих объятиях, прижал губы к моим, и я почувствовала то, что бессильны были передать его слова. И больше не было нужды скрывать любовь, в которой я так долго не хотела себе признаться. Я ответила ему со всей силой, на которую была способна. Много времени спустя он приподнял голову и слабо улыбнулся.

— Вы кое-что утаили от меня, моя леди.

— Ах, Карн, от себя тоже. — Какая-то незнакомая мне прежде мягкость в моем голосе смутила меня, и я спрятала свое зардевшееся лицо у него на груди.